– Дело в том, что… на самом деле… я вовсе не хочу никаких собственных детей, – тихо сказала Клара. Ее даже как-то взбодрило это признание, высказанное вслух. Ведь признаться в таком перед кем-то – это практически бунт, революция.
Виктор запустил пятерню в растрепанные волосы, чуть пригладил их и пробормотал:
– Понятно…
А Клара продолжила:
– Я просто подумала, что если мы соберемся… вступить в отношения, –
Еще когда Виктор показывал ей картину «Завтрак в постели» и объяснял, что дама на ней очень похожа на нее, Клару, ей очень хотелось понять: не пытается ли он передать ей некое зашифрованное послание? Не означают ли его слова: «
Виктор молчал так долго, что казалось – умолк навсегда.
– Я чувствую, – наконец заговорил он, – что Господь благословил меня, подарив Бернарда. Хотя лет десять назад я бы, наверное, захотел еще детей. Но не теперь. Теперь я нахожусь на совершенно иной стадии своего развития и с чисто политической точки зрения считаю неправильным приводить детей в этот многострадальный мир. Лучше уж чем-то помочь тем, кто в этом мире уже оказался, чем воспроизводить новых. Но это только моя личная позиция, ни за кого другого я говорить не берусь. – Он давно уже взял Клару за руку и не выпускал. – Так что, если вы предлагаете именно такие отношения, то я никаких препятствий для этого не вижу.
Слезы обожгли глаза Клары. Было рискованно проявить честность, но оно того стоило.
Когда он сказал: «Можно мне поцеловать вас, Клара?» – она лишь молча кивнула. Она давно уже этого ждала. В тот раз в саду возле художественной галереи она сняла великолепную пробу, но на этот раз рассчитывала на основное блюдо. Прислонившись к стеллажу с книгами, она чувствовала, что побеждена его близостью, но еще больше – прикосновением его губ к ее губам. Это было чудесно. И Клара решила, пока не поздно, взять быка за рога.
– Я на следующей неделе иду к врачу, – сказала она.
– А что случилось?
– Ничего… обычные противозачаточные меры.
Виктор посмотрел на нее сперва удивленно, потом взволнованно. А чему он, собственно, так удивляется? Клара даже немного смутилась. Может, она слишком поспешила, решив, что его поцелуи будут иметь логичное продолжение, хотя на самом деле никакого продолжения не предполагается? Или, может, он думает, что она девственница? И «пойдет на все» только после замужества? Но ведь ее кораблик уже так давно находится в открытом море. Ей двадцать семь лет, она пережила Лондонский блиц – как, с его точки зрения, им удавалось пережить те ужасные долгие ночи?
– Да-да, я понял, – сказал он, взяв себя в руки. – Вот и отлично.
Однако, думала Клара, когда они снова принялись целоваться, может, мне не стоит снова обращаться к своему прежнему доктору? Она, впрочем, и тогда ездила в соседний городок, и в клинике назвалась не своим именем. Теперь, наверное, придется ехать в
Она все еще размышляла на эту тему, когда Виктор, с трудом от нее оторвавшись, сказал:
– Тебе, должно быть, пора, Клара? Может, продолжим в другой раз? Мне еще нужно подготовить почву для рассказа о пожаре в Рейхстаге.
Ей действительно было пора, хотя она рассчитывала, что уйдет часа в два, а не на час раньше. И теперь у нее было такое ощущение, словно ее грубо вытащили из ванны с замечательно теплой водой, в которой она нежилась. Она почувствовала себя разочарованной и униженной – и почти сразу же ей стало стыдно: да какое право она имеет на подобные чувства?
Виктор, похоже, отнюдь не спешил переходить к следующей стадии отношений. Он и рукам-то воли не давал – даже во время поцелуев – ни в прошлый раз, ни сейчас. Возможно, просто времена переменились? Возможно, осталось в прошлом это «
В поезде, возвращаясь обратно в Грейндж, Клара тяжко вздохнула, и если только женщина, сидевшая напротив, не сумела прочесть ее мысли, она никак не смогла бы догадаться, о чем Клара в тот момент думала. Клара
А ведь
Глава двадцать девятая