Место встреч и расставаний

Миссис Льюис частенько вела себя по-детски. Она путешествовала с нами в одной каюте: раскидывала везде свою одежду, стирала при нас свое нижнее белье и развешивала его сушиться над койками. Миссис Льюис заявляла, что мы ее семья, потому что они с мамой обе – военные невесты. У нее было невзрачное лицо и густые рыжие волосы, которые она завивала с помощью бигуди и носила с низким косым пробором. Я считала, что она использовала слишком много косметики. Ее щеки покрывала пудра, густые от туши ресницы были черными, как деготь. Моя двоюродная сестра Сьюзен однажды читала мне статью в журнале, где говорилось, что красивые женщины должны всегда стремиться к естественной красоте. Очевидно, миссис Льюис этого не знала. Еще она очень любила поболтать, а этого, судя по статье, дамам тоже не стоило делать. Мама твердила, что нам стоит проявлять снисхождение к миссис Льюис. Она росла в бедности в набитом людьми многоквартирном доме; беспризорница из Ист-Энда, которая забеременела в семнадцать, когда еще сама была ребенком.

– Пока, пока, старый добрый Лондон, – радостно произнесла миссис Льюис, когда таксист вез нас на железнодорожный вокзал. – Бывай, еще увидимся. Молли, ради всего святого, неужто твои ноги такие интересные? Оглянись вокруг. Скажи «привет» своей новой жизни. Скажи «привет» Нью-Йорку.

А мне не хотелось смотреть на Нью-Йорк. Мне не хотелось ничего нового. Я хотела старого. Каждый раз, когда я думала, как же далеко мы уехали от фермы, мое сердце от паники начинало биться в груди, словно кролик, пойманный в мешок браконьера. Много миль отделяло меня теперь от дома. Много недель. Целое путешествие на корабле, поезде и автобусе отделяло меня от дома. Нет, я не собиралась выглядывать из окна.

– Оставь ее в покое, Бетти, – проговорила мама, похлопывая меня по руке. – Надеюсь, Джек покажет нам все достопримечательности, когда закончится это путешествие.

Миссис Льюис же заявила, что это исторический момент. Очень важный для всех нас день. День, когда мы наконец оставили Англию позади и начинаем жизнь в Америке. Она сказала, что может представить себя через много-много лет очень старой женщиной, которая будет все это вспоминать в самых мельчайших деталях.

Я подумала, что когда я вырасту, то буду вспоминать нашу ферму и кровать, которую мы делили с Сьюзен в комнате прямо под навесом крыши, где вили гнезда ласточки. Я буду вспоминать ночи, когда я лежала, свернувшись калачиком в кровати Сьюзен, и журналы, которые она читала. «Шитье», «Скринленд» и «Женский журнал». В последнем раз в неделю печатали романтические истории, которые она любила читать мне вслух.

Я вынула из своего ранца папины наручные часы. Они показывали время в Англии, поэтому я поняла, что там, в деревне, сейчас уже вечереет. У Кларки на кожевенной фабрике был перерыв на чай; он сидел на бочке во дворе фабрики у реки и покуривал сигарету. Дядя Роджер вспахивал свои земли, где до конца войны в этом году размещались аэродром ВВС США и три тысячи американских авиаторов. Я представила себе заброшенную диспетчерскую вышку, хижины Ниссена[71] и пустые ангары. Теперь, когда эти люди и их самолеты исчезли, дядя Роджер спокойно работал, и чайки гонялись за трактором, пока он превращал военный аэродром снова в пашню. Тетя Мэрион, наверное, чистила с бабулей картошку на кухне или собирала яйца, поскольку мама, занимавшаяся этим раньше, уехала. Сьюзен, скорее всего, гуляла, толкая перед собой подержанную детскую коляску «Силвер кросс», которую Кларки купил у жены викария.

Я приложила папины часы к уху, стараясь расслышать их мерное тиканье, словно так я могла побыть на ферме в Англии еще немного. Я могла отчетливо представить себе Сьюзен. Ее шелковый платок, развевающийся у ее дерзкого лица; ее добротное твидовое пальто, вынутое из нафталина по случаю легкой прохлады в этот сентябрьский денек. Я представила дубы, возвышающиеся над узкой дорогой в деревню, треск желудей под колесами коляски. Когда я была маленькой, именно на этой дороге мой папа сажал меня на нашу лошадь, садился рядом, и мы старались достать до свода из зеленых листьев над головами.

От дороги ответвлялась тропинка, ведущая к разрушенному фермерскому дому, где вдоль ручья росли кусты остролиста. Это было любимое место моего папы и Кларки, когда они были детьми. Папа показал маме это тайное место, когда ухаживал за ней, и у этого ручейка он попросил ее руки. Когда я немного подросла, я стала частенько там играть, беря с собой несколько кукол для компании.

Когда такси остановилось у вокзала, я с неохотой убрала часы в школьный ранец, вышла из машины и стала помогать миссис Льюис вытаскивать чемоданы, пока мама расплачивалась с водителем.

– Да, это не просто какой-то там вокзал, – произнесла мама.

Мы подняли глаза на величественное здание с его каменными колоннами, высокими и прямыми, как сосны в лесу. Мама улыбнулась нам. Я знала, что она пыталась спрятать свое волнение. В руке она держала открытой небольшую книжечку – это был путеводитель, который ей прислал Джек. Ее пальцы дрожали.

Она прочитала: