Метамодерн в музыке и вокруг нее

Наличие социальных сетей – текстовых LiveJournal и Facebook, визуального Instagram и лаконично-манифестационного Тwitter – превращает человечество в общество художников, где каждый в определенной степени становится постоянным производителем разного рода эстетических высказываний. Непрерывно производя контент, каждый человек сегодня становится художником и все больше осмысляет реальность вокруг себя как художественную. Этому способствовала и DIY-революция[198]: за какие-то несколько лет сложнейшие способы обработки видеои аудиоконтента стали доступны каждому, а то, что раньше было привилегией, например, только высокобюджетного кинематографа – стало принадлежать всем.

В новой вселенной DIY окончательно упразднилась актуальная ранее граница между профессионалом и дилетантом: ведь неясно, кого считать писателем – признанного в литературном сообществе автора книги с тиражом в пять тысяч экземпляров или блогера-текстовика с миллионом подписчиков. Появление понятия «инфлюенсер» само по себе симптоматично: теперь как никогда важно не быть профессионалом, а влиять.

Процесс перехода элитарного в массовое начался в постмодерне, а завершился в метамодерне: тотальный Интернет четвертой промышленной революции окончательно уравнял в правах профессора и школьника, писателя и инфлюенсера любого типа, ученого и блогера, а вирусный характер распространения информации сделал возможным моментальное «выстреливание» любого акта искусства. Если акционизм периода постмодерна с кровью доказывал возможность и даже необходимость возведения физического воздействия на тело художника в ранг акта искусства, то в эпоху метамодерна мы просто, без паники и шока можем констатировать: пение контртенора Филиппа Ярусски, автомобильная авария со множеством жертв, танцующая собака и лайфхак по открыванию бутылки пива, размещенные в формате ютуб-видео, находятся в одной плоскости и в равной мере могут вызывать интерес, ужас, смех, вводить в ступор или транс, становиться актуальными и воздействовать на мышление. А называть ли это искусством, и вообще где проходят границы этого искусства – вопрос, который продолжает волновать только искусствоведов, хотя очень возможно, что вскоре потеряет значимость и для них.

Борис Гройс, констатируя конец эпохи общества спектакля

Ги Дебора и приход общества художников, то есть смену массового потребления искусства его массовым производством, пишет: «Снять видео и выставить его на всеобщее обозрение в Интернете – действие, доступное практически каждому. Так самодокументирование стало сегодня массовой практикой и даже массовой обсессией. Современные средства коммуникации и социальные сети, такие как Facebook, YouТube, Second Life и Тwitter, дали населению планеты возможность выставлять свои фотографии, видео и тексты так, что они стали неотличимы от любого другого постконцептуалистского произведения искусства. А это означает, что современное искусство сегодня стало массовой культурной практикой»[199].

«Произведение» нового современного «художника», которым является каждый – в первую очередь, он сам: его собственное эстетическое осмысление и преподнесение себя, по Гройсу, самодизайн: «художник перестает быть производителем образов и вместо этого сам становится образом»[200].

Это порождает, по Гройсу, особую тревогу – «тревогу самодизайна», заставляющую любого попавшего в медийное пространство (а в широком смысле в него попадают все) – постоянно рефлексировать образ самого себя – менять, исправлять, переделывать, опровергать, переписывать его: «в обществе, в котором дизайн занял место религии, самодизайн стал символом веры. Подвергая дизайну самого себя и окружающую его среду, человек декларирует свою веру в определенные ценности, взгляды, программы и идеологии»[201]

.

Отсюда – изменение соотношения читателей и писателей: в обществе, где каждый является в какой-то мере писателем, все меньше хочется читать самому и все больше быть прочитанным. Поэтому в обществе художников меняется и характер досуга: «Если в механическую эпоху фрагментации досуг состоял в отсутствии работы, или простом праздном времяпрепровождении, то для электрической эпохи верно обратное. Поскольку эпоха информации требует одновременного использования всех наших способностей, мы открываем для себя, что более всего отдыхаем тогда, когда сильнее всего вовлечены, почти так же, как это во все времена было у художников»[202].

Эпоха тотального Интернета – это эпоха новой площади, эра нового площадного искусства. Новое искусство – искусство метамодерна – неизбежно становится частью Книги тотального Интернета, частью скроллинга, частью новостной ленты. Выкладывая в глобальную сеть свое произведение, художник или композитор уже не является властителем дум, вещающим со сцены филармонии или со стены престижного выставочного зала – он становится менестрелем, клоуном, ярмарочным торговцем, вступающим в бесчисленные ряды себе подобных.