Метамодерн в музыке и вокруг нее

Инспирированная текстами Гофмана и Жан-Поля – утонченно эстетизирующих двойственность, зеркальную травестию и масочность – музыка Шумана отразила обостренные романические оппозиции в мерцающей целостности. Томление/травестия, открытая эмоция/ ироническое отстранение – эти противоположности у Шумана сливаются в нерасторжимое осциллирующее единство. Таковы номера его фортепианного Карнавала: не всегда понятно, издевается ли Шуман над своей Кьяриной, Эстреллой и Шопеном или восхищается ими. Это свойство принципиально отличало его от большинства других композиторов-романтиков, в чьей музыке обычно отчетливо различимы оппозиции «зла»/«добра», «любви»/«рока», «духовного»/«плотского».

Шуман и свои литературные эссе подписывал двумя псевдонимами попеременно – Флорестан и Эвсебий: неистовый и изнеженный герои Карнавала. Однако настоящими противоположностями становятся не два этих аффекта, а то, что внеположно им обоим: и Флорестан, и Эвсебий – маски, и могут быть противопоставлены тому, что находится за маской, некой целостности за высказыванием.

К предшественникам метамодерна может быть отнесена также такая сложная и как будто не ко времени пришедшаяся фигура, как Николай Метнер (1881–1951). На музыкальном «глобусе» новаций первого авангарда его творчество как будто теряется: непросто разглядеть хижину Метнера среди небоскребов Стравинского, Бартока, Шёнберга.

Сам Метнер – доживший до Структур Булеза – резко осуждал авангардную музыку, а его собственный музыкальный язык был радикально, бескомпромиссно, вызывающе несовременным. По мысли Джорджо Агамбена, современность – это несвоевременность, и Метнер был ровно настолько несвоевременным, что его время пришло только сейчас, вместе с метамодернистской реабилитацией красоты банального, исчерпанного, затертого.

Эта особая метнеровская красота мягким светом разлита по всем его сочинениям, но ее квинтэссенция в главной теме Забытых мотивов для фортепиано. Забытые мотивы – это не пьеса и даже не цикл пьес: такое название Метнер предпосылает трем циклам своих пьес – op.38, op.39 и ор.40, причем многие части представляют собой сонаты. Это заставляет считать Забытые мотивы чем-то вроде метнеровского opus magnum, хотя – а может, именно в силу этого обстоятельства – они были написаны на основе его неиспользованных композиторских набросков.

В Забытых мотивах возникает идея музыкальной памяти (забвения, припоминания, вспоминания) при этом «припоминается» не что-то конкретное, а как бы никогда не бывшее, но в то же время смутно знакомое абсолютно всем; это и есть рецепт метамодернистского произведения.

Главная тема Забытых мотивов подчеркнуто непритязательна, а навязчивая повторяемость сентиментального мотива обеспечивает здесь его отстранение. Сегодня, ретроспективно, после Canto ostinato Симеона тен Хольта (1976), весь цикл – точнее, цикл циклов – Забытых мотивов Метнера воспринимается как поиск такой же универсальной в своей простоте и холодной сентиментальности музыкальной темы, точнее – Темы, Мелодии, которая была бы не импульсом для развития, а его целью.

Кажется, что из Забытых мотивов можно было бы сделать такое же двухчасовое Canto: главная тема так же кружится, пританцовывая в своей прекрасной – и совершенной – неловкости.

Многие выдающиеся пианисты ощущали этот неоднозначный, осциллирующий аффект музыки Метнера: «музыка эта – русская интеллигентская ‹…› ностальгия по прошлому. Все немного старомодно, но не в плохом смысле» (Святослав Рихтер). В этой фразе обозначены важные для метамодерна свойства: ностальгичность, ощущение обобщенного национального кода, работа с «устаревшим» материалом. Возможно, поэтому сейчас музыка Метнера вновь входит в моду: именно сейчас она становится по-настоящему актуальной, и кажется, будь Метнер жив – он написал бы сегодня ровно те же самые ноты.

В своем поиске нового «универсального» к метамодерну вплотную подошел Георгий Свиридов (1915–1998) – парадоксальный композитор, отвергаемый авангардистами и часто недостаточно объемно понимаемый ретроградными традиционалистами – таким «универсальным» стало широко понятое пространство русской культуры, русский хронотоп: «в семантизирующей роли, какую выполняли в Средние века богослужение и богословие, в музыке Свиридова выступает звукоатмосфера традиционной русской культуры – устоявшиеся звуковые символы национальной картины пространства и времени»[342].

И все же самым непосредственным предвосхитителем метамодерна выступил главный фрик французской музыки первой половины XX века Эрик Сати (1866–1925): его творчество представляет собой как бы «протометамодерн», ранний вид метамодерна, из которого музыкальный метамодерн непосредственно вырос и на котором легче всего проследить его свойства.

цитирование неизвестно чего