Наша чрезвычайная чувствительность к повествованию и вообще склонность к повествовательному опыту связывают наше самоощущение и восприятие других в социальном мире. Очень вероятно, что существует особая связь между «нарративом» и «Я», так что можно сказать, что «нарративы» играют особую роль в процессе самоконструирования. Повествование и «Я» неразделимы. Самость в широком смысле понимается как разворачивающееся рефлексивное осознание бытия в мире, включая ощущение своего прошлого и будущего. В повествовании же аутистов чрезвычайно распространены странные разрывы, когда, например, новые персонажи внезапно вмешиваются в повествование без какого-либо предупреждения; случайные ссылки на события ил происшествия, о которых читатель/слушатель не знает и «должен сам догадываться» об их значении и содержании; внезапные, сбивающие с толку смены темы. Кажется, это то, что Ф. Гиренок называет «клиповым сознанием», которое из «андерграунда» превратилось в «мейнстрим»[89]
.Вообще, случай Д. Джойса очень показателен для нашего анализа. Вместо описания событий Джойс склонен к маниакально детализированному описанию всяческих предметов. Его «Улисс» нужно читать, словно под микроскопом, ведь выводы и обобщения здесь если и присутствуют, то только в виде мелких подробностей – сверхмелочных, сверхдлинных и сверхподробных описаний и перечней. Тем же самым славятся, как известно, «Робинзон Крузо» и «Моби Дик». Джойс применял строго рассчитанный метод творчества, супер-сознательный контроль над материалом. Поэтому в его текстах насыщенность смыслом намного выше обычного. Это гипер-сознательный текст. При этом сделанная при ярком свете работа вызывает затмение сознания! Возможно, здесь проявляет себя подмеченный мной эффект, который я назвал бы «парадоксом литературы»: чем больше реализма в ней, тем оторваннее она от реальности! Так и у Джойса: его тексты выверены до последней запятой, и при этом, а точнее – именно из-за этого! – знамениты своей странностью и «темнотой». Джойс в литературе и Пикассо в живописи так подробно всё прописывают/прорисовывают для того, чтобы убежать от смысла, отгородиться от него.
Шекспировский афоризм «в этом безумье метод есть» здесь оборачивается в «эта методичность есть безумие». Проводя жёсткий отбор, Джойс сгущает смысл, не просто организуя текст, а превращая его в высокоорганизованный, погружаясь в чистый экзерсис. Содержание скудеет – объём растёт. Такое «сверхоплодотворённое» письмо, не принадлежащее никакому языку выпадает из всякой системы коммуникации, оказывается невоспринимаемым – раздувшееся внутреннее содержание распирает и разрывает все формы. Такой текст ничего не говорит читателю – как раз потому, что имеет сказать слишком много! Слишком много = ничего. «Ничему» очень легко размножаться, мультиплицироваться. Беккет говорил, что это вообще не предназначено для чтения, но для того, чтобы смотреть и слушать. “Esse est percipi”! Весь роман «Улисс» Д. Джойса протекает в Дублине и только в Дублине, и всё в романе имеет точную локализацию в этом городе. В итоге роман и город сливаются. «Улисс» – это роман одного дня и одного города. Этот мир, таким образом, не имеет ничего внешнего, какой-либо внешней стороны, трансцендентного. Он полностью интериоризован (= аутизирован!!!).
Может поэтому Джойс всерьёз принимает позицию «солипсизма Беркли»?![90]
Ещё раз к Новой теории зрения
Эссе «Опыт новой теории зрения» (1709), которое является прелюдией к философии Д. Беркли и имплицитно содержит все его идеи, является не чем иным, как попыткой полного систематического развития и разъяснения «задачи Молинью» – мысленного философского эксперимента, касающегося немедленного излечения от слепоты. Впервые она была сформулирована ирландским философом и писателем Уильямом Молинью (1656–1698) и, в частности, упоминается в эссе Джона Локка «Опыт о человеческом разумении» (1690). «Задача» впервые была сформулирована в письме У. Молинью к Д. Локку в 1688 году. Это, по существу, пере-формулирование извечного вопроса о том, что «видят» слепые, в гипотетическую задачу о том, что увидели бы слепые, если бы их зрение внезапно восстановилось. Если слепорождённый человек может чувствовать различия между такими формами, как сфера и куб, сможет ли он, если ему будет дана способность видеть, различать эти объекты только зрением, ссылаясь на тактильные схемы, которыми он уже обладал?