Метаморфозы. Путешествие хирурга по самым прекрасным и ужасным изменениям человеческого тела

На некоторых иллюстрациях можно увидеть таз, изображенный в разрезе, подобно нарисованной Леонардо паре во время полового акта.

На других запечатлен выпуклый купол матки между бедрами, как видят его акушерка или гинеколог во время родов.

На заключительной иллюстрации ван Раймсдайка к книге Хантера «Анатомия беременной матки» изображен амниотический мешок – уменьшающийся кристалл в капле росы – «отступающий» к моменту зачатия.

Саймон и Эми смирились с мыслью о том, что они станут бабушкой и дедушкой. У Билли начались роды на 41-й неделе – она слегка «переходила», но это нормально для первой беременности. Она прошла через 26 часов агонии: разрыв промежности, швы, кровотечение, переливание крови и извлечение младенца щипцами. Внешне казалось, что ее половое созревание завершилось, но в действительности ее таз должен был расти еще несколько лет. Если бы она жила 100 лет назад, то, скорее всего, умерла бы.

Однако она родила здоровую девочку, которую назвала Даниэль, и, как предсказывала Эми, вернулась в школу, пока Эми и Саймон ухаживали за ребенком. У меня было дежавю: Саймон или Эми регулярно приходили в клинику, качали ребенка на коленях и консультировались со мной по поводу хрипов, температуры, сыпи и кормления.

– Знаете, нам нравится быть семьей из четырех человек, – сказала мне однажды Эми, держа Даниэль на руках. – Я этого не ожидала, но это действительно так.

– А Билли? Как она справляется? – спросил я.

Она поежилась.

– Она немного играет с ребенком и подает мне подгузник, если я ее переодеваю, но никогда не говорит о своей беременности, будто ее и не было.

Она посмотрела на Даниэль, улыбнулась и пощекотала ей пяточки.

– Однако с этой я глаз не спущу, – сказала она. – Я не хочу вернуться сюда через несколько лет с правнуком.

Гигантизм: два великана из Турина

Здесь воздух действительно заряжает энергией. Быть здесь как дома – значит чувствовать себя королем Италии.

Фридрих Ницше. Избранные письма

Турин находится на севере Италии. Это город бульваров, дворцов XVII века, лакированного дерева, отполированной меди, платанов и реки По, Альп, возвышающихся на горизонте, самоубийства Примо Леви и сумасшествия Фридриха Ницше. До кризиса Ницше писал: «Здесь каждое утро безгранично великолепный рассвет: чудесная листва в желтом свете, небо и большая нежно-голубая река, чистейший воздух… Как бы то ни было, жизнь стоит того, чтобы прожить ее здесь».

Туринский музей человеческой анатомии находится за непримечательной деревянной дверью на одном из самых больших городских бульваров. Чтобы попасть туда, необходимо преодолеть три пролета мраморных лестниц. В музее нет окон; запах напоминает смесь лака для пола и штукатурки, но с ноткой формалина. Каменные колонны чередуются с витринами из темного лакированного дерева. Когда-то я работал в Эдинбургском анатомическом музее, расставлял коллекции экспонатов на обозрение, и Туринский музей напомнил мне о том времени.

В музее черепа этрусков соперничают с черепами приматов; здесь можно увидеть законсервированные кисти рук и стопы, шесть метров скрученного кишечника, обезглавленные перуанские мумии, восковые модели женского таза с эротизированным вниманием к деталям. Как и в Эдинбурге, головы с разметкой мозга соседствуют с посмертными масками знаменитостей, восковые модели иллюстрируют развитие сердца эмбриона. Оба музея специализируются на сравнительной анатомии: природный мир подробно исследуется в попытке привести в порядок хаос Жизни.

Туринский музей человеческой анатомии был построен в 1800-х годах отчасти как образовательное учреждение, отчасти – как дом чудес.

В Эдинбурге у входа вас встретит скелет повешенного убийцы[26], а в Турине – скелет гиганта. Джакомо Боргелло из Лигурии был ростом 2 метра 18 сантиметров и умер в возрасте всего лишь 19 лет. Я спросил у одного из музейных работников, как это произошло. Она сказала, что Джакомо работал в цирке и скончался от сердечного приступа. Скелет Боргелло, желтый, как пергамент, стоял в шкафу, и моя голова была лишь немногим выше его таза. Его голова была крошечной в сравнении с гигантскими конечностями, а пластинки роста (эпифизы) в конце каждой длинной кости даже не начали сращиваться. Что-то способствовало ненормальному росту Боргелло, несмотря на то что это убило его.

Сотрудники Туринского музея не разрешили бы, но хотелось заглянуть в его череп, прямо между глазами и вглубь, где располагается гипофиз. Гипофиз вырабатывает гормон роста; выемка в черепе, где он расположен, называется «турецким седлом», потому что анатомы раннего Нового времени заметили ее сходство с высокими седлами турецкой кавалерии. Гипофиз Боргелло, вырабатывавший так много гормона роста, наверняка был увеличенным, а его турецкое седло расширенным[27].