Метаморфозы рассердились

В доме был очень-очень тихий хаос. Переполох ощущался во всём: в приглушённых голосах, в способностях, в разваленных комнатах. Напряжение начинало входить в привычку.

Ынбёль скользила по дому тенью. К ней всё чаще прибивались невидимые, слегка встревоженные жители. Она их не отгоняла, но гладить не хотела.

В коридоре кто-то считал вслух. Число дошло до семидесяти.

— Отойди, — попросила Ынбёль иллюзорную сущность, которая лезла под ноги. — Мешаешь.

И пошла на шёпот.

Эш стоял у окна. Шторы, разорванные кем-то сильным и наполненные зеркальной крошкой, валялись под его ногами. Свет заливал половицы лунными лужами, а обои привычно отклеивались кусками и волдырями. На ковре — кровь и перья. Ынбёль подошла поближе. Перешагнула через шторы, выглянула в открытое окно, сбросила с рамы несколько осколков зеркальца.

Поинтересовалась:

— Что делаешь?

Эш как-то по-особенному вздохнул: ошибся на несколько секунд.

— Смотрю, куда ты упадёшь.

В этот же миг в тёмном коридоре появился Крис. Злой и страшный, как волк. Для человека с мигренями он двигался сверхъестественно быстро. Ынбёль не шевелилась — ни когда серые лапы вцепились в неё, ни когда ноги оторвались от пола. Если верить Эшу, то она всё равно упадёт.

— Поваляешься и придёшь в гостиную, — рыкнул Крис, сбрасывая Ынбёль со второго этажа.

В суставах треснуло. Затылок стал мокрым.

Ынбёль знала, что не умрёт, но всё равно решила выдумать себе какую-нибудь мечту, чтобы поубиваться по ней. Она делала так раньше. Раньше — когда всерьёз мирилась с тем, что погибнет от простого перелома. Когда лежала с вывихнутыми ногами, была далека и растеряна, но никогда не думала: «Всё пройдёт, сейчас болеть перестанет».

— Любить смерть, — хрипнула она ртом, полным крови. — Любить.

Мечта? Пожалуй.

Ынбёль поднялась, когда луна перед глазами перестала разламываться надвое. Она вошла в дом через лавку, перебрала тонну оберегов, иконок на верёвках, склянок, засушенных — или засохших? — ягод, прежде чем найти обычные бинты. В пачке почти ничего не осталось.

Лекси всё истратила на запястья. Ынбёль с лёгкой апатией достала полотенце, полила его зельем для цветов и приложила к затылку. Закрыла глаза. Тошнило.

Ынбёль попыталась заживить раны магией, но только усугубила кровотечение. Тяжело вздохнула. Она бы разнесла всю лавку вместе с домом и половиной города, если бы у неё не болели руки, глазные яблоки, позвоночник, мышцы, горло и самую малость сердце.

Дом ведьм сегодня бил по щекам странностями и непредсказуемым эффектом. Двери в спальни были распахнуты. От штор остались клочки и отломанные карнизы. Повсюду клубился шёпот. Повсюду вспыхивали заклятия, проклятия, зачарование, чары. Повсюду бродила нестабильность. Трупы отсюда мешками выносить придётся.

— …порченой какой-то жертвой был этот Эллиот, — наконец услышала Ынбёль с лестницы. В интонациях угадывалась безжалостность Перси. — Сначала силы было так много, что хоть вешайся. А теперь резко стало так мало, что всё сбоит.

— Про «вешайся» ты зря, конечно, — робко поправила Лекси. — Но в остальном я согласна. Может, он был не тем?

— Сейчас узнаем, — тяжело произнёс Крис. — Ынбёль. Спустись. Что, не смогла вылечить себя? Удивительно, не правда ли?

Ынбёль ругнулась, но послушно затопала по лестнице. Завалилась в гостиную, запнулась, замерла. Зубы сводило от всеобщего холода. Крови вылилось так небрежно много, что вены совсем не грелись. Лекси походила на вампира. Кое-как улыбнувшись, она похлопала по пустому месту рядом с собой.

— Стоять, — припечатал Верховный. — Эллиот был правильной жертвой. Избыток сил — лишнее тому доказательство.

— Тогда почему теперь так плохо? — спросил зеленоватый Джебедайя. — Мы всё сделали, как обычно.

— Не всё.

Джебедайя неуверенно покосился на Ынбёль.

— Я не скармливал силу лесу, — торопливо сказал он, выдавая свой секрет с потрохами. Эш насмешливо цокнул. — А если вы про клумбу, то это не должно было сказаться. Он ведь уже был мёртв, ритуал закончен. Да и мы же проверили всё.

— Не всё, — повторил Верховный. — Поэтому мне пришлось перепроверять самому.

Ынбёль напряглась.

Рано или поздно, Ван Ынбёль. Рано или поздно.

— Вы знали, что Эллиот был местным, да? — спросил Крис. — Как и я. — Он наконец посмотрел прямо на Ынбёль. По-волчьи. — Он был моим одноклассником перед самым выпуском. Я знаю, кого убил.

Пространство вокруг нагревалось и лопалось, лишая кислорода.

— И тот, кого мы закопали — не Эллиот. И не тот, кого я убил.

Перси измотанно закатил глаза: яблоки катались в горячих глазницах и вот-вот были готовы запечься.

Лекси нахмурилась, не совсем поняв, о чём идёт речь.

Эш молча смотрел в окно. Знал, что вскоре на нём скопится горка убийственных взглядов, ведь он не предотвратил трагедию. Проронил:

— Вы бросили труп в доме, в котором плакала ведьма воскрешения. Ведьма воскрешения — надо же — воскресила. А виноват буду я?

Верховный сократил расстояние. Впервые, находясь к нему так близко, Ынбёль совершенно не чувствовала страха.

— Как ты узнала? Кто тебе сказал? Знали только я и Джеб, а значит…

— Манок! — торопливо выдала Ынбёль. — Он сказал.