Метаморфозы рассердились

— Досталось тебе, да? — она воткнула его в землю и провела над ним ладонью. Листочек пошевелился и тут же пророс. — Так-то лучше. Я неплохо умею воскрешать, знаешь?

Она посидела ещё какое-то время, прислушиваясь к миру снаружи. Слышала только звон, но подозревала, что не снаружи, а в голове. Забинтованный глаз горел.

Ынбёль попыталась открыть его — просто чтобы убедиться, что ослепла, — но открывать было нечего. Она не видела им темноты, как бывает, когда слишком долго смотришь на солнце или когда по темечку прилетает футбольный мяч. Она вообще ничего не видела. Видеть было больше нечем. На фоне всех остальных событий эта потеря не ощущалась какой-то трагической. В конце концов, если Эллиот её простит, то и не нужен ей будет никакой глаз. А если не простит… Ну, Ынбёль всё равно не собиралась больше влюбляться.

Подниматься не хотелось, но она знала — чем дольше сидит, тем больше у Верховного времени на новый план. И тем меньше времени у них с Эллиотом. Возможно, они уже сейчас его ищут по всему городу, а учитывая, что Ынбёль не раз бывала у него в гостях… Нет, ей точно нужно было вставать.

Дом буквально оглушал своей скорбной тишиной. Она ощущалась как сильный порыв ветра, что лишает возможности дышать. Она затекла в уши, заполнила их так сильно, что даже звон как будто бы прошёл. Здесь бывало тихо по-разному, но так — никогда. Даже ступени не скрипели под ногами. Сущности будто бы и вовсе забыли, что живы. Или наконец умерли?.. Жаль, не было времени, чтобы проверить.

— Как ты мог? — раздалось где-то вдалеке. Ынбёль вздрогнула и оглянулась, но никого не увидела. Джебедайя явно говорил не с ней.

Ынбёль слышала голос Джеба во многих ситуациях. Злой Джебедайя, добрый Джебедайя, грустный Джебедайя — она знала их всех, но то, что она слышала сейчас, не было похоже ни на кого из них. Это был уничтоженный Джебедайя. Джебедайя, у которого забрали больше, чем он мог отдать.

— Тебя снабдили предсказаниями, а ты…

— Я хоть раз предсказывал то, что могло бы не случиться? — едко ответил Эш. — Вы все, кажется, забыли, что я ведьма чуть дольше, чем Лекси и Перси.

Так и было. Дар Эша представлялся совершенным. Он всегда так ловко вставлял предсказания в беседу, что никому и в голову не приходило, что ему ещё предстоит многому научиться.

А если бы он не увидел будущее, то остался бы здесь?

Если пытаешься выяснить, как работает судьба, то не стоит. И не верь кино. Верь Эшу.

Может, это и не было никакой загадкой. Может, не стоило всегда так верить Эшу. Может, это просто было его способом скрыть ограничение своего дара.

— Однако меня ты удержал, — Джеб стукнул по чему-то деревянному. Что-то упало и разбилось.

— А, то есть не надо было?

— Я хочу понять, почему ты не попытался спасти остальных.

— Я. Не. Мог, — холодно отчеканил Эш. — В голову как раскаленные прутья лезут. Я ничего больше не вижу, ясно? Остались только предчувствия.

Возможно, наберись Эш смелости подобно Эр-Джею, он бы сотворил своё самое важное предсказание. Что-нибудь на уровне Нострадамуса, что-то действительно великое. Возможно, он бы умер сразу, как закончил говорить.

Ынбёль чувствовала чужое сожаление в груди. Она точно знала — её дух хотел бы этого. Как и говорил Верховный, её духу плевать, сколько жизней и перерождений потребуется, чтобы обрести настоящую силу.

Комната Лекси и Перси потянулась к Ынбёль сама, словно какая-нибудь чёрная дыра. Ынбёль смогла различить тихие вздохи и всхлипы лишь у самой двери.

Она вошла, стараясь не создавать лишних звуков. Ощущение было отвратное. Будто бы она виновата просто в том, что существует.

Кровати были сдвинуты друг к дружке прямо посередине комнаты. Со стен стекало что-то вязкое и призрачное. От привычного светлого робкого уюта не осталось и следа.

Перси лежал на кровати. Лекси сжимала его руку и смотрел на него, отворачиваясь только чтобы смахнуть слёзы. Старалась быть сильнее, чем могла.

Её лицо больше не светилось. Оно посерело настолько, что напоминало туманное утро.

Ынбёль подошла к кроватям и наконец смогла рассмотреть Перси. У того была перемотана голова и половина лица. На открытой коже растекалось ожоговое месиво — страшно было представить, какой ужас скрывался под повязками. Перси был в сознании, но явно не в этой реальности. Здоровый глаз бездумно смотрел в потолок. Веко изредка и очень медленно опускалось.

— Живой, — тем не менее облегчённо вздохнула Ынбёль.

— Он ушёл, — отозвалась Лекси. — Наверно, потому что больно.

— Но он…

— Знаешь, — прервала Лекси. — Когда я говорила тебе о замысле, я имела в виду наш замысел. Общий.

Грудь Перси едва заметно поднималась и опускалась.

— Мне жаль, — соврала Ынбёль. — Я хотела с вами дружить, — призналась следом. — С тобой больше всех.

— Мне тоже жаль, — вздохнула Лекси. — Что я в тот день достала тебя из зеркала. Останься ты там, ничего бы этого не произошло.

— Лекси…

— Ты должна понимать, — снова перебила она. — Отныне ты жива только потому, что мёртвой опаснее. И когда Перси очнётся… — Лекси прижала его пальцы к губам. — Я убью Эллиота.