Метод Нострадамуса

Как только дверь за ним закрылась, Альберт Витальевич схватил со стола трубку мобильного телефона и раздраженно ткнул пальцем в клавишу быстрого вызова.

— Мазур? — сказал он, дождавшись ответа. — Срочно ко мне!

Услышав это, астролог начал быстро собирать со стола свои справочники, словари и прочее хозяйство. Он в общих чертах представлял, о чем хозяин хочет поговорить с начальником своей личной охраны, и не испытывал ни малейшего желания присутствовать при этом разговоре.

Глава 7

Ефим Моисеевич щелкнул выключателем, и под потолком, моргая, начали загораться лампы дневного света. Они висели в пять рядов по всей ширине помещения, от стены до стены, и загорались последовательно — пять, за ними еще пять, и еще пять, и еще… Пять световых дорожек, стремительно удлиняясь, убегали в темноту, которая пугливо отпрыгивала всякий раз, когда загоралась очередная пятерка ламп.

Досмотреть это кино до конца Глебу не удалось: размеры скрывавшегося за перегородкой из проволочной сетки помещения были таковы, что его противоположный конец можно было увидеть, наверное, только вскарабкавшись на самый верх одного из металлических стеллажей.

— Ничего себе, — сказал Сиверов.

— Не надо обольщаться, — откликнулся Ефим Моисеевич. — Хранилище заполнено от силы наполовину. Но если захочется почитать, что-нибудь занимательное тут всегда найдется.

Глеб хотел спросить, что старик подразумевает под словом «занимательное», но вспомнил об автоматчиках за дверью и прочих атрибутах повышенной секретности и решил, что этот вопрос не имеет смысла.

Тогда он спросил о другом.

— Могу я все-таки узнать, что это за место, где мне предстоит работать? — спросил он. — Или это военная тайна?

— Это военная тайна, — подтвердил Ефим Моисеевич, который, смешно перекашивая туловище то в одну, то в другую сторону, что-то искал в бездонных карманах своих старомодных брюк, поочередно чуть ли не по локоть засовывая туда руки. — Но вы таки можете это узнать, потому что эта тайна не от вас. Вы сами теперь часть этой тайны, вам теперь все можно, кроме одного — делиться своими знаниями с широкой общественностью.

— А с узкой?

— Смотря что под этим подразумевать. — Старик, наконец, обнаружил искомое и выудил из левого кармана солидную связку ключей. За ней потянулся зацепившийся за что-то носовой платок — большой, мятый, с застиранной, потерявшей цвет широкой синей каймой. Ефим Моисеевич отцепил платок, секунду разглядывал с каким-то сомнением, будто прикидывая, не высморкаться ли ему, раз уж платок все равно в руке, но передумал и спрятал его в карман. — Принимая во внимание характер объекта и некоторые другие обстоятельства, о которых вы вскоре узнаете, даже подушка, с которой вы интимным шепотом поделитесь впечатлениями о своей новой работе, может считаться слишком широким кругом общественности. Хотите добрый совет? Если вам захочется кому-то рассказать об этом месте, лучше откусите себе язык. Этого места нет. Просто нет, понимаете? И меня нет, и вас нет тоже. Иначе вы бы просто здесь не оказались. А если вздумаете болтать, вас не станет по-настоящему. Вы меня поняли?

— Понять-то я вас понял, — сказал Глеб. Прочитанная Ефимом Моисеевичем довольно откровенная лекция не вызвала у него раздражения, поскольку старик ухитрился произнести свою многословную отповедь как-то так, что она прозвучала действительно как дружеский совет. Да и выглядел он удивительно по-домашнему, несмотря на хранившийся в верхнем ящике его рабочего стола чудовищный шпалер сорок пятого калибра. — Только никаких подписок я никому не давал.