Метресса фаворита. Плеть государева

Медикус вошёл в пристройку и через минуту вышел оттуда в длинных, похожих на ботфорты, сапогах. Такие же сапоги он принёс для Ушакова и дознавателей. Ушакову они подошли на удивление ладно, словно Андрей Иванович давно носил их. У Кульмана был действительно намётанный взгляд, обладай таким талантом, а может быть, глазомером ушаковский сапожник, не пришлось бы ему ходить с мозолями на ногах. По довольным лицам дознавателей Андрей Иванович понял, что в их случаях Кульман тоже угадал размер.

Вооружившись длинными вешками, они вышли через калитку на заднем дворе и, пройдя немного по тропинке, углубились в лес. Кое-где ещё лежал снег, но по большей части лес представлял собой лужи, из которых торчали кочки с прошлогодней травой. Пройдя некоторое время в полном молчании, они вышли на полянку, где Кульман вдруг остановился, жадно вдыхая воздух. В то время как Алёша и Ефим давно уже с отвращением водили носами, из леса явно несло какой-то падалью.

Повернувшись к дознавателям, Кульман вынул из-за пазухи целый ворох платков, которые щедро смочил мятной настойкой, пузырёк он извлёк из одного из своих многочисленных карманов и после процедуры вернул обратно.

— Мята скроет от вас неприятные запахи, — объяснил он. — Лучше всего, если вы повяжете их на лицо и будете дышать через материю.

— А вы что же? — принимая с благодарностью благоухающий платок, поинтересовался Трепов.

— А у меня, к величайшему сожалению, полностью отсутствует обоняние. В детстве насморк лечили и залечили. А как жаль... — вздохнул он.

Конечно, окажись Кульман коварным убивцем, лежать бы уже Ушакову вместе с его дознавателями отравленными на поляне с другими давно и надёжно разлагающимися на ней трупами, настойка вполне могла оказаться ядовитой. Прекрасно понимая всё это, никто из следователей не посмел отвести от лица платок с мятным зельем. Во время всего осмотра они под угрозой смерти от отравления не посмели бы расстаться со спасительной мятой.

Первое тело, обнаруженное в ельничке, было женским — на самом деле это Кульман сказал, что женским, лица было уже не разглядеть, да и туловище, из которого частично проглядывали кости, уже мало чем напоминало человека.

Свозя в этот угол все подвернувшиеся ему под руку тела, Кульман и его дядя изучали, как разлагаются тела в разных условиях. Один в воде, другой в лесу, третий — подвешенный на дереве. Долгие годы отважные медикусы делали бесценные заметки, ежедневно проверяя своих подопечных. Туда же теперь пошли трупы несчастных студентов, где-то здесь валялось то, что ещё совсем недавно было Марией Берестовой.

Бледные, шатающиеся дознаватели выходили из леса, чувствуя, что за какой-нибудь час состарились сразу на несколько лет. Впрочем, при всём ужасе работы Кульмана они не могли не отдавать ему должного. Потому что теперь в их руках должны были оказаться бесценные документы, впрочем, что есть документы в сравнении с возможностью получить драгоценные знания непосредственно из источника — от самого Антона Ивановича? Ведь человек, даже такой внимательный и скрупулёзный, как медикус Кульман, далеко не всё фиксировал в своих записях. Многие вещи, вроде того узла на шее жертвы, он считал настолько обыкновенными и малозначительными, что, скорее всего, даже не подумал фиксировать в своих дневниках.

Ушаков оказался перед невероятно сложной задачей. С одной стороны — похитивший все эти тела Кульман был несомненным преступником, с другой, он являлся подлинным сокровищем, доставшимся Ушакову по наследству от покойного Ромодановского. Сокровища, которое он был обязан сберечь.

Впрочем, так ли сильно виноват Кульман? Ну, ослушался приказа и выварил тело Люсии в котле. Так в результате он — Ушаков — теперь точно знает, как выглядело оружие и что убийца, скорее всего, Полина Федоренко. Исхитил тела из морга? Но так они всё равно никому были уже не нужны.

Еда не шла в горло, сидящие за столом дознаватели принялись пить не закусывая. Ушаков понимал их состояние, но, с другой стороны, осознавал он и то, что от пьяных от них мало пользы.

— Я арестован? — поинтересовался Антон Иванович, пододвигая к Ушакову тарелку с заячьими почками.

— Вы убили студентов. — Андрей Иванович был мрачнее тучи.

— Я? — Кульман вытер руки об матерчатую салфетку. — Почему вы так решили? Я полагал, вы будете обвинять меня всего лишь в краже трупов? Но убийство! Откуда такой вывод? Я ведь их никого и не знал?

— А вам и не нужно было знать. — Ушаков, подумав, всё же подцепил на вилку одну почку и, отправив её себе на тарелку, разрезал ножом. — Вы им не мстили, корысти никакой получить не могли. Разве что провести новый эксперимент. — Он внимательно разглядывал весьма заинтересованного разговором и, казалось, совершенно не напуганного Кульмана.

— Что вас натолкнуло на подобную мысль?