Меж двух огней

Площадь вынырнула неожиданно. Внутренне я готовился к столпотворению и рядам торговых прилавков, но реальность оказалась совсем иной: пустоту открытого пространства разбавлял одинокий помост, на котором у деревянной арки возилась парочка опрятно одетых людей. Ими командовал мускулистый здоровяк, одетый в куртку, оставлявшую открытыми руки и плечи.

Заметив нас, верзила посмотрел на солнце, для приличия прикрыв глаза от его белёсых лучей. Драматический эффект предстоящего наказания должен был усиливаться пасмурной погодой, в идеале — по канонам драматургии — с минуты на минуту стоило ожидать дождя. Однако небеса, лишённые малейшего облачка, светились выцветшей осенней синевой. Кристальный воздух делал очертания отчётливее, лишая надежд на то, что природа поможет скрыть следы человеческой жестокости. Приближавшаяся зима по щедрому курсу выменивала краски мира на резкость контуров.

Громила с поразительной для его комплекции лёгкостью спрыгнул с помоста и приблизился к нам.

— Рановато явились. Мы токмо заканчиваем. Перекладина у вас, госпожа, — будь здоров! Ремни свежие, и пальчиком не пошевелите, не надорвётесь в судорогах. Тазик сготовлен, тряпки чистые, вода колодезная, студёная. Самое оно после процедуры!

Вероника пожала плечами.

— Рада слышать. А где остальные?

— Глашатай и ваш, с позволения, эк-зе-ку-тор? — Громила проговорил последнее слово с видимой гордостью, — Обещались скоро явиться, обделывают формальности.

— Готовят мифриловые цепи?

— Чегой нет, того нет, госпожа.

Взгляд, который ему подарила Вероника, затруднился бы назвать дружественным и самый отчаянный оптимист.

— Во всей столице нет даже наручей?

— Енто у вас надо спросить, госпожа, что ж в столице-то творится. Какие там артефакты остались, в сокровищнице припасённые людьми для людей. А у нас такого металла и за седмицу не сыщешь. Захолустье, истинно так, — не остался в долгу громила. Нарочито простой говор и разухабистый настрой были маской, за которой безуспешно пытались скрыться нахмуренные брови и побелевшие костяшки сложенных в кулаки ладоней.

— Вот как… — Вероника почесала лоб, — Разве столицу Аглора перенесли из Новой Литеции? Впрочем, неважно, я здесь не для того, чтобы давать уроки селянам. Такуми, присмотри за конём.

Я повернул голову к коню. Он покосился на меня глазом и фыркнул. Не то чтобы я его боялся, но… Скажем так, будь у меня выбор: держать его за поводья или нет, — я бы с радостью выбрал последний вариант. Не удивился бы, если бы узнал, что он питается мясом.

— Понятно… — протянула Вероника, — Конь, смотри за Такуми. Радиус — десять шагов. Не давай ему встрять ему в неприятности. Такуми, лучше не отходи от него далеко. Он… начинает паниковать, если рядом не будет знакомого лица в пределах десяти шагов.

— Ты приказала ему следить за мной? — не поверил своим ушам я. В ответ Вероника нетерпеливо махнула рукой, отвернулась и двинулась к помосту. Я пошёл за ней, однако на полпути меня остановило громкое ржание. В нём не слышалось угрозы, однако при достаточно развитом воображении читалось скрытое предупреждение. На недостаток фантазии жаловаться не приходилось, так что я счёл за лучшее довериться чутью и прекратить погоню.

Верзила, наблюдавший за этой сценкой, ухмыльнулся и хлопнул меня по спине, отчего я едва не согнулся вдвое.

— А ты не похож на ентих труполюбов, мальчик! Чегой-то ты забыл в её компании?

— Задаю себе этот вопрос вот уже который день… — пробормотал я.

— С каким удовольствием я бы выпорол эту шлюху, — меж тем продолжал громила, — К десятому удару она бы у меня молила о пощаде, давясь собственным языком и пуская кровавые слюни по подбородку, истинно так. Их братия наверняка не будет бить как надо. Слухай, а ты ведь правда не из них? — спохватился он.

— Нет… пожалуй, нет.

Честно говоря, услышанное оставляло во мне мало веры в человечество. Жил ли в этом мире хоть кто-то, кто не был бы скрытым маньяком по меркам Земли?

— Я свою работу люблю и делаю её порядочно. Отвести плечо, согнуть особой методой кисть, поиграть намасленными мускулами перед замахом, чтоб поймать солнечный луч, — народ любит блеск, народ ценит зрелище. А тут что: выйдет хмырь, погладит бабу плёткой да отпустит тут же. Достойно ли палаческого мастерства? Осквернение, истинно так. Мертвяки грязнят всё, куда б ни лезли, — здоровяк, в чьей профессии не оставалось сомнений, в сердцах сплюнул на землю.

— Неужели людям нравится смотреть, как другие страдают?

— С развлечениями тут не густо, малец, особливо после войны с мертвяками. Уличные шуты, факиры и циркачи, бродячие певцы и иные искатели судьбы обходят Аглор стороной, да и у реманов — не сказать, чтоб водились в достатке. Вот на материках… — Палач прикрыл глаза, погрузившись в воспоминания, — Я ведь по молодости ходил под парусом и много чегой повидал. Наши острова — окраина мира, чудес тут отродясь не бывало, истинно так. Однако ж — родина, милый сердцу вид. Ещё б заразу повывести, и зажили бы!