Меж двух огней

К сожалению, пока что поблизости не наблюдалось ни одного призывного пункта с юными ангелочками, не обременёнными одеждой, но с пылающими добром сердцами. Равно как не попадалось на пути великодушных волшебников, оттачивающих навыки открытием порталов на Землю. Так что стоило воспринимать служение Веронике как временный, но выгодный союз гильдий в одной из онлайн-игр. В последней, в которую я играл, перед тем как меня забросило в новый мир, мой персонаж вообще был тёмным паладином, предавшим людской род во имя могущества.

Странно, но большая часть заказчиков, которые ленились раскачивать героев, предпочитали именно персонажей с серой или тёмной моралью. Наверняка злодеи казались им круче, чем скучная праведность светлой стороны. Ох, если б заказчики таких героев очутились на моём месте, вся их тяга к тьме выветрилась бы в мгновение ока — или хотя бы после первого трупа со свёрнутой шеей.

Я невольно поёжился, — чего явно не стоило делать на этой кровати. Десятки твёрдых горошин с новой силой впились в спину. Я прикинул, не удобнее ли спать на голых досках, однако одной мысли о вездесущем сквозняке и щелях в рассохшемся, щепистом полу хватило, чтобы отказаться от этой затеи. Раздеваться, само собой, я не стал: до центрального отопления этой таверне было как пешком до луны, а воздух Аглора уже сейчас обжигал холодом сильнее, чем в самую суровую зиму в Токио.

Как назло, сон не шёл. Мало помогало и то, что с наступлением ночи на первом этаже затеплилась жизнь: голоса посетителей быстро взвинтились до возбуждённых криков, и без самоличного присутствия нельзя было разобраться затевалась внизу пьянка или поножовщина. Скорее всего, взрывная смесь того и другого. Чтобы отвлечься, я начал считать овец, перепрыгивавших через забор, но вскоре все овцы разбежались, а забор сломал невесть откуда выскочивший Ялк. Я потребовал у него, чтобы он извинился и возместил ущерб, но наглый псевдокультист только скалился, вертя в руках отрубленную голову трактирщика. Затем он голосом магистра Филипа заявил:

— Только живым людям разрешается владеть имуществом, а ты всего лишь голем!

К счастью, подоспел отец Эвакил, который прогнал слугу неведомых господ. Не успел я перевести дух, как священник поднял на меня взгляд алых глаз и приказал:

— На костёр его!

Под локти меня схватили молодцеватые дворцовые лакеи, один из них въехал кулаком мне под рёбра. Изломанный, словно спичка после любопытного ребёнка, Ганс начал таскать дрова к горе мёртвых тел. Я закричал и проснулся. В боку кололо. Я ощупал его и понял, что неудачно повернувшийся перочинный нож грозил вот-вот проткнуть куртку и заодно меня вместе с ней. Я вытер пот со лба и выглянул в окно: темнота — то ли из-за того, что ещё стояла ночь, то ли из-за слоя грязи на слюде.

Дверь распахнулась, и я вздрогнул: на пороге появилась Вероника с подсвечником в руке. Света, даваемого слабым огоньком, едва хватало на то, чтобы обрисовать проём.

— Ты знаешь, для чего существуют засовы? — спросила она вместо приветствия.

— Чтобы в комнату не врывался кто ни попадя без стука.

— Стука? — повторила она, прищурив глаза, — Засовы нужны для того, чтобы перед тем, как вскрыть тебе горло, убийца повозился с замком и нашумел достаточно, чтобы разбудить тебя.

— Жизнерадостности тебе не занимать.

— Заберёшь из моей комнаты зайца. Мы уезжаем.

Я выбрался из постели, наклонился за мечом, едва не въехав носом в её деревянный бок, и пробурчал:

— Как в этом мраке вообще можно что-то различить? Если я сверну шею на лестнице, вина будет на тебе.

— Чтобы ходить в темноте как днём, требуется лишь толика магии — или большая доля везения. Может быть, если у меня будет настроение связаться с церковными ищейками, я вывезу твой труп за город и подниму его там.

С этими словами Вероника поставила подсвечник на пол и исчезла, неведомым образом не потревожив ни единой половицы. Достижение, которое не покорилось мне: стоило выйти в коридор, как под ногами зазвучали пронзительные жалобы ветхого дома. Прихватив клетку со спящим зверьком, я спустился на первый этаж. Озарённый плеядой свечей, он предстал передо мной не в пример оживлённее, чем минувшим днём: столы были сдвинуты так, что мимо них пришлось бы протискиваться, чтобы пробраться к выходу.

На скамьях сидели — а скорее, храпели — личности откровенно криминального толка, от которых разило элем и режущим нос табаком. Поверхность столов усеивали объедки, пустые кружки и свежие пятна. Меня передёрнуло. Лишь трое из пировавших находились в сознании, провожая мой путь помутневшими глазами. Один из пьяниц шатко привстал и, дёрнув мясницкий нож на поясе, сказал:

— А чёй-то у тя за резалка? Дашь махнуть?

— Глядь, она у него в печати, — заметил второй и загоготал, — Небось, чиста, как портки всеблагой Айемсии.