Совет Вероники остался непонятым, но углубляться в подробности того, какие схемы пользовались популярностью у преступного мира, я не стал. Закончив приготовления, Вероника подвесила клетку с зайцем рядом с сумками, вскочила в седло и протянула руку:
— Залезай.
Одного седла на двоих не хватало. Это я понял, как только Вероника прижалась ко мне так, что её дыхание стало шевелить волосы у моего уха, мгновенно покрасневшего. Да и в целом размещение вышло куда более интимным, чем я позволял себе думать. Ощутить спиной женской тело не позволяли наши кожаные куртки, но сам напор оставлял простор фантазии — не говоря уже о руках девушки, которые держали поводья и будто бы обнимали меня при этом. Было ли тепло в тех местах, где я соприкасался с Вероникой, плодом воображения? Крепло стойкое ощущение, что я бы не придавал такого большого значения телесным контактам, если бы меньше играл в игры и больше проводил времени с девушками. Например, с Атсуко…
Мы выехали со двора, и конь степенно зашагал по улице. Путешествие до городских ворот не сопровождалось сюрпризами. Только один раз, уже в приличной части города, нас попытался остановить патруль для проверки. Пыл командира, не получившего ни одной взятки за бессонную ночь, быстро потух, стоило ему разглядеть получше нашего коня, но монета, которую бросила Вероника, залечила гордость блюстителя порядка. У самих ворот было не так мирно. На выход собралась маленькая очередь, но стражники не спешили начать выпускать и запускать людей. Вместо этого двое стражников с ленцой пинали какого-то оборванца, который заламывал руки и умолял их прекратить во имя Триединых богов.
Я напрягся, и Вероника прошептала:
— Дальше поедешь в мешке.
— Но они…
— Побираться разрешено только у церквей. Всё, чего добиваются нищие, клянча деньги у торговцев и приезжих, — это портят впечатление от города. И зарабатывают себе переломы рёбер, — хмыкнула она, — Когда человек рискует, он должен на своей шкуре прочувствовать последствия принимаемых им решений.
Бедняк наконец подгадал момент между ударами и рванул в ближайший проулок. Стражники проводили его безразличными глазами и скрылись в привратной караулке от утреннего холода и требовательных лиц толпы. Вероника сняла с моего пояса меч и легко соскочила.
— Жди здесь. Конь, смотри за Такуми.
На этот раз я почти не обиделся на её недоверие.
Вернулась девушка быстро. Печать с тесёмок сняли, а также мы каким-то образом получили право выехать из города перед вереницей повозок, хозяева которых приехали сюда до рассвета.
Поразительно, каких результатов можно добиться, имея пугающий статус и заманчивое количество денег. Взгляды, которыми нас сопровождали на пути к воротам, менялись от ненавидящих до испуганных. Не с такими эмоциями я желал ассоциироваться у других, однако трогали они меня меньше: начинала вырабатываться привычка.
Глава 20
На изломе города, в той части приграничья, где присутствие человека размылось до редких, почти сельских хижин, а дорога утратила подобие мощёного порядка, коню преградила путь женщина. Или правильнее было назвать её старухой?
Лицо незнакомки испещряли глубокие морщины, соседствовавшие с пятнышками не то оспин, не то грязи. Жидкие растрёпанные волосы выбивались из-под неряшливо повязанного платка. Одеждой женщине служили лохмотья с многочисленными шрамами швов от починки. В руках она держала замызганный свёрток. Единственным, что выбивалось из общего вида смирившейся бедности, были глаза — наполненные отчаянием, страхом и обоюдоострым отвращением, сквозь которое пробивалась надежда.
— Милспажа… не изволяйте мимо проходить, извольте выслушать, — запричитала она вместе с поклонами, такими мощными, что я испугался, что она угодит головой в свёрток, — Семейка-то наша… семья большая… и год-то неудачный выдался, а ртов много, кормиться не можем… вы уж, милспажа, не оставляйте в беде, вспомогите во имя вашего-нашего добродеятельного господина.
Я почувствовал, как позади насторожилась Вероника. Свёрток завозился. Послышался пронзительный вопль — и миг тишины. А затем новый крик, громче и протяжнее, будто тот, первый, был пробным, проверкой сил после сна.
— Извольте смотреть, маленький-то, маленький зиму не переживёт, помрёт посредь холодной хаты, — лопотала женщина, а я не мог отвести глаза от младенца, стянувшего наконец неловкими ручками тряпки с головы.
Вероника дёрнула поводья, и конь зашагал дальше, будто не видя просительницу, а может, и видя, но совершенно игнорируя, и через пару секунд женщине пришлось отойти, иначе он бы въехал в неё. У меня сложилось впечатление, что ни магичка, ни конь не придали бы столкновению никакого значения, даже если бы им пришлось прогарцевать по телу незнакомки. А та воздела свёрток над головой и, уже не в силах сдержать слёзы, прошептала:
— Нас бросили, от нас отвернулись, нет милости нам на этом свете. Так что ж теперь, и вы, милспажа, со Вла, — она запнулась, — со Владыкой, очагом справедливости и милосердия, пройдёте мимо? Или спасёте в час нужды, избавите от тяготы?