Меж двух огней

Порой я спотыкался о неприметную ветку и падал в опавшую листву или в объятия зарослей, отчего быстро покрылся царапинами и вывозился в подгнившей лесной подстилке. Когда слух уловил слабое журчание воды, я вознёс хвалу всем известным и неизвестным богам.

Мы вышли на неожиданно ровную полянку на берегу маленькой реки. Тотчас я приметил толстый ствол сосны (или другого дерева, что умело прикидывалось сосной) и уселся на него. Уселся — и взвился в воздух: расхлёбывать последствия форсированных скачек предстояло ещё долго.

— Набери валежника для костра, — бросила Вероника, задумчиво оглядев наше временное пристанище.

Задача оказалась сложнее, чем представлялось на первый взгляд. С одной стороны, раскиданных тут и там веток было полно, с другой — большая их часть подгнила или была слишком влажной. В поисках пригодного для растопки дерева я забрёл так далеко, что когда спохватился, то обнаружил себя посреди безликого многообразия широких стволов и скелетов кустов.

Тут пригодилась способность чувствовать Веронику. Едва ли я отыскал бы путь назад, если бы не пульсация комочка рядом с сердцем, подсказавшая дорогу. Впрочем, это не означало, что я не запинался о предательские корни, то и дело подворачивавшиеся под ноги. Собирать рассыпавшийся валежник было ничуть не интереснее, чем искать его. Однако падения принесли несколько крупных и, что важнее, сухих веток, мимо которых я точно прошёл бы, если бы не нужда нащупывать потерю.

Извлекать из любой трудности максимум пользы — разве не это девиз искателей приключений? Так, в густеющих сумерках, почти наощупь, я вернулся к лагерю, который теперь действительно заслуживал это имя: посреди поляны вырос маленький шалаш из лапника, место под очаг очертил круг камешков, к которому подтащили знакомую сосну. На ней вытянулась Вероника, заложив руки под голову и скрестив ноги.

— А вот и ты…

— Звучит так, словно ты надеялась, что я не вернусь.

— Отнюдь. Было бы расточительством позволить волкам съесть имущество Владыки.

На то, что меня считают имуществом Владыки, я уже почти не обижался. Находясь в деревне, следую деревне.

— Волкам⁈

— Ветки положи рядом с камнями. И наполни котелок.

После этого настал черёд делать жерди, на которых котелок бы держался над костром. Судя по тому, что Вероника спихнула это занятие на меня, она никуда не спешила — раздавала указания, по-прежнему растянувшись на бревне, словно на мягкой постели. К тому времени голод перестал напоминать о себе: осознал, что на него всё равно не обратят внимания. Усталость хорошо прогоняла боль в ногах и заду, так что воспринимал я учёбу стоически и смиренно, как и пристало оруженосцу, которого воспитывал рыцарь. В конце концов, когда-нибудь я буду сам по себе, и тогда страдания окупятся стократно.

Что не мешало сожалеть о том, что не существует системы прокачки, где достаточно закинуть очки опыта в навыки выживания, чтобы стать мастером-рейнджером. Багаж ложных знаний, полученных из ранобэ, где главные герои очутились в похожей ситуации, в такие моменты тяготил особенно сильно.

Наконец, пришло время научиться разжигать огонь. В глубине души я надеялся, что Вероника покажет какой-нибудь местный фокус — вызов огонька на кончике указательного пальца, например, — которым пользуются абсолютно все и потому считают его совершенно естественным. Вместо этого я выяснил, что камешки и палочки, впервые увиденные мной в таверне Новой Литеции, назывались кремнем, кресалом и трутами, а конструкция целиком — огнивом.

— Почему нельзя просто вызвать пламя?

— Стихиальная магия требует годы упорного труда, чтобы овладеть ею. После этого пользоваться ею вместо того, чтобы черкнуть кресалом по кремню, — кощунство в глазах её адептов. Они проводят десятки лет в исследованиях, чтобы овладеть неизведанным и покорить своей воле природу, а не для того, чтобы разучить парочку прикладных фокусов. К тому же я не владею стихиальной магией и не имею к ней склонности.

— По-моему, ты хорошо справляешься и без неё.

Вероника смерила меня взглядом, в котором бесконечная усталость от глупых вопросов боролась с досадой учителя, обнаружившего, что его ученик непроходимо туп.

— Призвать тьму для того, чтобы запалить огонь? Да, при должном умении выйдет нечто похожее… с неизвестными последствиями для еды, которую приготовишь. И если сумеешь экранировать тёмную магию от ближайших церквей Триединых и монастырей святых орденов, которым будет очень любопытно узнать, кто развлекается с тьмой у них под боком. Без святоши с записывающим амулетом поблизости ты ни за что не докажешь, что всего лишь разжигал огонь.

— Неужели всё настолько плохо? Я думал, рыцари вольны творить что им вздумается.

— Без надзора шавок Триединых? Соглашение чётко разграничивает, что нам можно, а что нельзя. Да, скрыть тьму возможно, но если не сумеешь, то придётся тратить время на объяснения — слушания, трибунал, весь этот пустой вздор.

Вероника вздохнула.

— Я уж не говорю о том, что само по себе воззвание к тьме — ощущение не из приятных…

— Больно? Страшно?