Вдохновение, позволившее бы нащупать правильные слова, витало передо мной. Оставалось ухватить его за хвост и молиться всем богам, чтобы убеждённость магички в своей правоте не затмила разумность моих доводов. Паника не приведёт к результатам.
— Хорошо, — сказал я и взялся за ножны, — И всё же меня беспокоит то, что ты говоришь. Ты по-настоящему рассматривала возможность покупки ребёнка для того, чтобы я убил его?
Девушка пожала плечами. Очевидно, повторяться она не собиралась.
— Подобные… испытания абсолютно неприемлемы. Я готов повиноваться приказам Владыки, но это не означает, что гибель беззащитных невинных людей хоть сколько-нибудь оправдана.
— Почему? Если это поможет тебе преодолеть внутренние барьеры, значит, тренировка принесёт пользу.
Я замотал головой так яростно, что в глазах засверкали звёзды.
— Ломать волю, ломать внутренний стержень — это не польза! Пусть даже рыцарь Владыки должен быть готов совершить во славу своего господина любой поступок, но часто ли от него требуется беспорядочное зверство? Поощряет ли Владыка насилие ради насилия, доволен ли убийством ради убийства? Ты… ты слишком резкая, слишком порывистая. Кто нужен Владыке сильнее: склонившийся перед ним по своей воле слуга или подавленный, униженный раб, который при первом же удобном случае отомстит?
По правде сказать, я понятия не имел, как Владыка зла относится к бесцельным пыткам. Однако из того, что довелось слышать о нём, следовало, что он лишь пытался по-своему осчастливить людей. Пусть счастье в его понимании крылось в гибели и возрождении в виде мыслящего трупа, но история знала мотивации и похуже. В конечном счёте значение имели средства достижения цели, а боль во славу боли никак не помогала мировому озомблению. Вероника склонила голову к плечу и на мгновение прикрыла глаза.
— И ты предлагаешь?..
— Пообещай… поклянись именем Владыки, что не заставишь меня убивать ни в чём не виновных людей ради тренировки и в тех условиях, когда этого можно избежать без значительного ущерба.
По спине пробежал холодок, и я заговорил снова, чтобы не дать Веронике отмахнуться отказом.
— Знаю, ты думаешь, я слабак. Ты прощупала меня… в разных ситуациях, ты уже вынесла вердикт. Но люди меняются, и я могу меняться, никто и ничто не стоит на месте. Не стоит топтать это желание ради сиюминутных плодов, потому что ты потеряешь больше, чем приобретёшь, если я превращусь в безвольную игрушку или, хуже того, замыслю предательство в память об унижениях. И я прошу лишь о том, чтобы… не спешить. Мельта отличается от страны, где я родился и вырос, и на то, чтобы приспособиться, уйдёт время.
Бесстрастный взгляд алых глаз, казалось, просвечивал насквозь. Под ложечкой засосало, рукоять кинжала сделалась скользкой от пота. Секунда шла за секундой, и я вдруг подумал, что меня сейчас заново взвешивают на умозримых весах пользы и вреда. Как товар или, скорее, акции, над которыми размышляет брокер. Вложиться или нет? Принесу ли прибыль, если дать шанс?
Вероника разлепила губы.
— Хорошо… клянусь Владыкой, что не стану принуждать тебя убивать невинных людей ради тренировок.
— И детей!
— Боишься запачкать руки? Хотя какая разница… пожалуй, до инициации все чересчур переживают из-за подобных вещей. И детей тоже.
— Что ещё за инициация? — спросил я с подозрением.
— Обращение к тьме, — Девушка подняла руку с зайцем, предвосхищая дальнейшие вопросы, — У нас осталось незавершённое дело. Не знаю, смогла бы я так долго держать за уши ребёнка, так что, может быть, наша договорённость к лучшему.
Порой сложно было угадать, когда Вероника шутит, а когда говорит всерьёз. Вспомнить хотя бы проклятие разложения. Её лицо в такие моменты скрывало неприступную крепость логики, которая во многом отличалась от привычной жителю современной Земли. Тем не менее то, что девушку удалось убедить в правоте моих доводов, внушало надежду. Пространство для разговора определённо существовало.
Если бы это было не так, я путешествовал бы перекинутым через круп ящероконя, как мешок риса.
Я подошёл к Веронике вплотную и занёс кинжал. Ничего личного, зайчик. Ты умрёшь, чтобы жили другие. Между тобой и гипотетическим младенцем выбор представлялся очевидным. Ты необходимая жертва, чтобы подчеркнуть мою решимость для Вероники и дополнить наш договор недосказанным условием: с течением времени стать достойным её доверия, чтобы она не пожалела о том, что отказалась от изуверских методов воспитания. Частично это совпадало с моими планами. Чтобы приноровиться к нравам и обычаям нового мира, потребуется измениться. Главное, чтобы к тому мигу, как я буду готов сбежать от девушки, служившей чудовищам, не исказилась моя суть.
Я собирался вернуться на Землю. Но это не означало, что до тех пор, пока не найдётся способа выбраться из этого средневекового болота, необходимо притворяться слепым к творящимся несправедливостям. Плетущиеся вокруг интриги злили, и порой возникало желание махнуть на всё рукой, но в тайниках души теплело знание, что не в моих силах пройти мимо нуждающегося в помощи. А для того, чтобы помочь, требовалась сила.