Из-за щита точно понять, что сделала Вероника, было невозможно, зато последствия проявились во всей красе. Тело усача словно лопнуло изнутри, оросив кровью и внутренностями всё вокруг себя. И прежде покрытая кровью, теперь Вероника выглядела так, словно искупалась в бескрайнем её море. Магичка выделялась на фоне леса — маленькая багряная фигурка, позади которой высилась стена переплетённых ветвей.
Ноги девушки подломились, и она рухнула на колени, после чего, покачавшись вперёд-назад, села на пятки. Внезапное напоминание о доме — вряд ли её искаженная сэйдза вышла намеренной, скорее, либо так, либо она уткнулась бы носом в останки усача. Как бы она отреагировала на просьбу позволить мне улечься на её коленях? Я почувствовал, как губы растягиваются в идиотской улыбке, слишком широкой, чтобы быть естественной. Внутреннее перенапряжение дало о себе знать.
Пробалансировав на грани истерики с минуту, я глубоко вдохнул напоенный металлическим запахом воздух, поморщился от боли в рёбрах и, наклонившись, чтобы не запачкать одежду, выблевал завтрак вместе с комками крови. Захрустели остатки смартфона в кармане, на который пришёлся удар палицы. Голове полегчало, но не сильно.
Но куда страшнее, чем муть сознания, оказалась мысль о том, что кровавая бойня, развернувшаяся передо мной, — моя и только моя вина. Всё ещё хотелось плакать и смеяться, а от вида побоища продолжало тошнить. Судороги прекратились только тогда, когда в желудке кончилась даже желчь. Я вытер рот и опять посмотрел на девушку. Она по-прежнему не шевелилась.
В том, что произошло с разбойниками, крылась моя вина. Неужели на совести окажется ещё одна смерть? Я закусил губу и заковылял к девушке. Она спасала меня множество раз. Возможно, настал черёд платить по счетам.
Глава 25
Три десятка шагов до Вероники превратились в изматывающее путешествие. Под ноги то и дело подворачивались следы двух минувших боёв, что слились в один печальный исход. Когда под подошвами хлюпало, живот сотрясала судорога, и рот наполнялся слизью. Я выплёвывал её, но назойливые красные нити не желали покидать губ, и приходилось вытирать их. Тыльная сторона ладони быстро испачкалась. Я брезгливо встряхнул рукой и едва не вспорол себе горло кинжалом, после чего, рассудив, что опасности рядом больше нет, а если и есть, то исходит она прежде всего от меня самого, убрал клинок в ножны.
Последним препятствием передо мной и девушкой стали тела коня и его всадника. Бока и холку лошади усеивали стрелы: по всей видимости, из-за её предсмертных метаний воин вывалился из седла, но не успел отползти, и его затоптали насмерть. Силуэт искажённого страданием лица намертво въелся в сетчатку. Я обогнул их. Порыв ветра принёс холод и поднял тошнотворные запахи битвы, однако к этому времени вонь почти удалось научиться не замечать, в отличие от пробравшего до костей мороза.
Я поёжился и склонился над девушкой, по-прежнему сидевшей без движения. Она мелко тряслась, как в лихорадке, её губы прыгали, и на впалых щеках виднелись дорожки слёз, рассёкшие кровавую маску. Я моргнул и понял, что мне померещилось: неудачно лёгшая тень предала ожидания. Вероника не плакала. Однако от этого легче не становилось. Магичка выглядела так, словно вот-вот присоединится к тем, кого совсем недавно так легко убивала. Она приоткрыла рот и выдавила несколько звуков, больше похожих на кашель, чем на осмысленную речь.
— Ч-что? — Зубы у меня застучали. Жалость и запоздалое раскаяние наполнили сердце.
— Ладонь… по… полжи… запясть… моё…
— Положить твою ладонь на запястье другой руки?
Она не отозвалась, и я решил трактовать её слова именно так. Как только инструкции магички оказались выполнены, из-под её пальцев заструилась знакомая грязно-жемчужная хмарь, своим видом внушившая такую гадливость, что вид бойни вокруг показался не таким уж ужасным. Вероника надрывно втянула в себя воздух и закашлялась, отчего капли не успевшей засохнуть крови на её лице разлетелись во все стороны. Часть угодила на мою одежду, но мне было не до того. В голове роилась целая орда дурацких вопросов, из которых наружу вырвался наименее, как подумалось, глупый:
— Выживешь?
— Д-да.
Я огляделся. Последний охранник кареты, рыжий мужчина, не спешил показываться нам, но его не следовало винить. Не после всего, что устроила тут Вероника. Вероятно, он скрывался с другой стороны кареты, охраняя госпожу или стеная над её останками. А может быть, попросту удрал, пока мы — пока магичка — разбиралась с врагами. В любом случае его отсутствие играло нам на руку. Если бы он из-за естественной ненависти к захватчикам половины родного королевства решил расправиться с проклятым рыцарем и его оруженосцем, пока они уязвимы, ни я, ни тем более девушка не сумели бы ничего ему противопоставить.