Меж землёй и небом

Что чует конь, что видит князь?

Вдали, дымясь, горит кострище,

Шатров заманчивых ряды

Вокруг источника воды

Расположились, и затишье

Сменили жизни языки.

Он скачет к ним, его встречают,

Ведут в спасительный шатер,

Сажают, поят, угощают,

И дружбы слышен разговор

Меж князем нашим и эмиром.

Тот встрече несказанно рад,

Как водится, гостеприимен,

Умен, прекрасен и богат.

Доверим ненадолго Яра

Хозяину песчаных волн,

Вернемся же к тому кошмару,

Где пепелище от пожара

И день наставший горя полн.

Что сталось с нашею Ариной?

Жива ли дева, невредима?

Как удалось ей не попасть

В огня пылающую пасть?

Всю ночь бедняжка не смыкала

Слезами полных глаз своих

И шорохам теней внимала,

Пытаясь различить меж них

Знакомый звук шагов неспешных.

Но, что поделать, безуспешно –

Седого старца так и нет.

А между тем уже рассвет

На небо брызнул первой каплей,

Проснулись рощи и леса,

Петух-будильник и коса,

Так вновь луга травой запахли.

Арина думала: быть может,

Князь на ночь старца приютил,

Постель бедняге постелил

И запретил его тревожить,

Дабы старик набрался сил.

Сама же, зная, что за делом

Куда быстрее день бежит,

Решив хозяйничать, сумела

Старушку-печку растопить.

Нашла муку, нашла опару,

Но не найдя нигде воды,

Взяла пустых ведерок пару

И с ними вышла из избы.

Завидя кладезь средь селенья,

Стоявших подле сонных дев,

Черпавших влагу подземелья

И говорящих нараспев,

Туда направилась Арина

И с лаской принята была,

Как будто рядышком росла

И зрела ягодкой меж ними.

В тот час украдкой в поселенье

Три незнакомца забрели,

Избушку нужную нашли

И за спиной у населенья

Ее поспешно подожгли,

Страшась нарушить волю князя,

Но пуще этого боясь

Свирепой мести, здесь и сразу.

Поджог свершен вдали от глазу,

Народ безмолвен, счастлив князь.

Бежит народ к реке, к колодцу

И воду льет на языки –

Огонь шипит, огонь смеется,

Но бьют стихию мужики.

В конце концов смогли, сумели

Безумный пламень одолеть,

Но там, где сруб стоял из ели,

Остатки долго будут тлеть.

Арина зрила буйство пала

И слезы тихие лила –

Признаться, искренне считала

Себя виновницей она.

Ей верилось, что уголь красный

Из печи выпал в бересту –

Она нарушила напрасно

Наказ не покидать избу.

Ах, если б знала князя дочка,

Что там, в темнице городской,

Молился старец денно-нощно,

Как перед скважиной замочной

Стоял он, с верою одной,

На стертых и больных коленях,

Моля святое проведенье

Княжну из дома увести,

Тем самым девицу спасти

От пламенных когтей забвенья,

Уж верно бы, не так печальна

Арина та была сейчас,

Поняв, случайность – не случайна,

Всему свой рок, всему свой час.

Но опыт дружит с сединою,

А наша девица была

Так беззаветна и юна –

И оттого печальней вдвое.

Одна меж всех Арина бродит,

Как быть, не ясно ей теперь,

Куда стучать – в какую дверь?

С дороги глаз она не сводит…

«Беги», – та шепчет тихо ей.

Песнь пятая

В шатре просторном у песков

Пирует князь в гостях эмира.

В плену причудливых ковров

И предсказаниях факира

Бегут неслышные часы –

Никто их ход не замечает,

А день тем временем весы

К закату тихому склоняет.

Эмир прощается со всеми,

Но князя просит не спешить

И перед сном пустое время

В беседе дружной разделить.

Уходят в глубь шатра большого,

Подальше от чужих ушей.

Вдали от луков и мечей

Яр зрит хозяина другого,

Впивая искреннее слово –

Уставшего, полуживого,

Забывшего про сон ночей.

Заметив гостя удивленье,

Эмир решился: своих мук

Достать затаенный сундук –

И начал с тихим сожаленьем:

«Дозволь открыться, путник-друг,

Мне жизнь давно уже постыла –

Что звон мечей, что танцы дев,

Все одинаково уныло,

Как будто кровь во мне остыла,

Разжечься так и не успев.

Годами молод, но внутри

Подобен я сухому старцу.

Ты спросишь: как же в тридцать три

Со мной могло такое статься?

Откроюсь, ладно, пред тобой,

Я вижу – честен ты душой.

Я сам когда-то был такой:

Балован и любим судьбой,

Не зная трудностей ни в чем.

Мои желания сбывались,

Казалось, ночь с палящим днем

Послушно для меня менялись.

И я влюбиться пожелал…

Сказал, и тут же предо мною,

Сияя дивною красою,

Девицы юной образ встал,

Лишив меня вконец покоя.

Так трудно словом описать

Зовущие глаза, и губы,

И тело, кожи нежной гладь –

Коснувшись, точно, все забудешь…

Проснувшись с первыми лучами

На ложе, помнящем любовь,

Я не нашел ее следов –

Лишь место для немой печали

И мысли: встретимся ли вновь?

В сомненьях – сон иль вправду было? –

Тянулся бесконечный день,

Но только сумрачная тень

Дворец печальный мой накрыла,

Как вновь она передо мной,

Пленяя юною красой,

Явилась, освещая сень!

А на рассвете вновь пропала,

Смяв душу, вместе с одеялом.

Так стали ночи для меня

Куда желанней скуки дня.

Я забывал в ее объятьях

Врагов заклятых и друзей,

Предав забвенью даже братьев

Ради бессонных тех ночей.

Все меркло пред ее красою,

Но вместе с тем она была

Так равнодушна и умна,

Что иногда старухой злою

Мне мельком виделась она…

Открытый искренне пред нею,

Как книга перед чародеем,

Язык влюблённый мой вещал

Мотивы из былых преданий,

Тех позабытых ныне знаний,

Что дед мне в детстве напевал.

Она ж улыбчиво внимала

Сказаньям прадедов моих

И нежным гласом отвечала:

«Оставь: забудь скорее их!».

Отринув напрочь белый свет,

Тянулись в сладком мраке годы –

Душою слаб и сердцем слеп,

Я думал: вот он, вкус свободы,