Меж землёй и небом

Куда идти, где враг его?

Не видит воин никого.

Отчаяньем простор напитан…

Себя теряя самого,

Кричит, зовет, но лишь песчинки

В ответ насмешливо скрипят,

Злодейка в шапке-невидимке

Пропала час тому назад.

Без влаги гибнет, точно рыба,

Скитаясь по пескам Магриба,

Который день уже в пыли…

Ему мерещатся вдали

То новгородских стен изгибы,

А то на волнах корабли –

Он к ним стремится, окрыленный,

Но призрак тает каждый раз.

И наконец изнеможденный

На землю камнем рухнул князь.

Ах, если бы сейчас увидел

Тот прежде милый сердцу град,

Себя бы он возненавидел…

Там брат – не брат теперь, а враг.

Пустые площади давно,

Все лавки на засов закрыты,

А золотистое зерно

В схороне под землей зарыто.

Взамен товара и поклажи

Купцы из неизвестных мест

Все чаще, на глазах у стражи,

Увозят прочь чужих невест.

Упадок в граде, Святополк

Не покидает терем смрадный,

В нем голос совести умолк,

И сердце стало камнем хладным.

Ни с кем он речи не ведет,

Ни с кем дела не обсуждает,

И вместе с князем город тот

Последний день свой доживает.

Седой старик в сырой темнице,

Научен бытием поститься,

Один лишь духом не упал.

Он только верил, просто ждал

И бесконечно повторял,

На сердце что лежало грузом:

«Храни его! Храни ее!

Жизнь возродится их союзом,

А мне не надо ничего».

Песнь шестая

Не зная, кто сама, откуда,

Чужая собственной земле,

Оставшись без седого друга,

Без крова, но еще в уме –

От всех Арина в стороне.

Никто не ждет ее улыбки,

Никто о ней не вспомнит впредь!

Нет хуже для живущих пытки,

Чем одиноким умереть.

Три дня ее дорога водит

Вдоль рощ тенистых и полей,

Приют себе она находит

У добрых и простых людей.

Кто сироту не обогреет,

Кто хлеб бедняжке не подаст –

Того всегда она уверит,

Что не забудет и отдаст

Потом, когда разбогатеет…

Решив найти седого старца,

Не зная, что могло с ним статься,

Арина в город побрела.

Пред ним виновною была,

И виноватость, будто пальцем,

С собой манила и звала.

Вот серый город показался,

Пустые стены и врата.

«Есть кто?» – никто не отозвался…

«Что за забытые места?» –

Арина воздух вопрошала,

Но даже эхо ей в ответ,

Как будто есть какой запрет,

Загадочно вдали молчало.

И если к деве память вдруг

Вернулась бы сейчас случайно,

Она навряд узнала тут

И град, и сад, и тихий пруд –

Исполнен воздух сам отчаянья,

Гостей давно уже не ждут.

Арина в первый дом стучится –

Закрыты наглухо замки,

В другом лишь брань, хозяин злится

И чешет дверью кулаки.

Так повторялось раз за разом,

Пока бедняжка не нашла

Высокий терем с грозным стражем,

Поставленным снаружи князем

Хранить правителя от зла.

Огромен, страшен не на шутку,

Силен охранник, вместе с тем

Среди достоинств промежутки –

Он прост, безграмотен и нем.

К нему с наивною надеждой

Приблизилась скорей княжна,

В речах учтива и нежна,

Сказала стражнику, как прежде,

Что сирота, совсем одна,

Мол, вынуждена побираться…

Не веря собственным глазам,

Не зная, плакать иль смеяться,

Громадный, грозный великан

Схватил милейшее созданье,

Поднял к своим густым бровям…

И сладки слезы узнаванья

Скатились по большим щекам.

Часы и дни, в былое время,

Он подле девы проводил,

Так часто слышал и делил

Ее любви немое бремя

К тому, кто нынче злым прослыл.

Ни с чьим бы он не перепутал

Как луг зеленый взгляд ее,

В ушах звучало, как поет

Тот голосок из перламутра!

Жаль – что она не узнает

Старинного былого друга,

Его веснушки, нос-утес…

В глазах княжны один вопрос:

Не расцепив обхвата-круга,

Куда гигант ее понес?

Дрожит карниз, и пол трясется,

Огромный страж меж стен несется

И радость общую в руках

Несет к отцу на всех парах!

Дружиной верной окруженный,

Презрев и тот, и этот свет,

Правитель, гневом ослепленный,

Тоской и злобой иссушенный,

Сидел, похожий на скелет.

Никто не смел его тревожить

По смерти дочери родной,

Боясь, что волею одной,

Как старца, всех он изничтожит

И изведет сырой тюрьмой!

Но вдруг нарушено молчанье –

В покоях загремела дверь,

С напуганным вконец созданьем

Влетает, точно дикий зверь,

Хранитель дочери нетленный

И радости немой посол!

Поставив девицу на стол,

Пред нею рухнул на колени,

Как будто счастье вновь обрел.

Успев до колик испугаться,

Подпрыгнув, крикнул властелин:

«Пред кем ты вздумал преклоняться,

Безумец?! Я, лишь я один –

Твой царь, твой князь и господин.

Как смел покой ты мой нарушить,

Предать меня и дочь – как мог?

Чью жизнь мне предстоит нарушить,

Дабы тебе подать урок?

Теряя мысли и сознанье,

Едва жива, с трудом дыша,

Арина молвила признанье,

Дрожа, сбиваясь и спеша:

«Я – сирота, одна забыта,

Живу куском, что подадут…

Затем лишь я сегодня тут,

Что голодна и не умыта –

Надеялась сыскать приют.

Мне не известно, отчего

Свое огромное чело

Склонил громила предо мной…

Ручаюсь, вижусь с ним впервой.

Из всех живущих я знакома

Со старцем с белой бородой,

Но он к тебе ушел из дома».

Услышав: «старец», Святополк,

Исполнен гнева и презренья,

Оскалив зубы, точно волк,

Сошел к Арине мрачной тенью,

Но оступился перед ней,

Увидев точно приведенье

Погибшей дочери своей,

И закричал еще сильней:

«Колдунья, прочь! Она – мертва!

Как смеешь ею притворяться?

Когда – скажите мне, когда

Сумела в разум мой пробраться?

В темницу ведьму, под оковы,

За трижды плавленый замок,

Чтобы никто вникать не мог

В чарующий рассудок слог!

Даю тебе стальное слово: