Между Явью и Навью (СИ)

Тут писарь совсем тушуется, уткнувшись носом в чашку. Яков, вздохнув, наливает себе еще полстакана.

- Удивительная у вас способность, Николай Васильевич, из того что я вам говорю вычленять только самое неважное.

- Неправда ваша, - ворчливо откликается писарь. - Я уже третий день хочу вас спросить, кто вы на самом деле?

- Однозначно, голубчик, я не ваш сон. И не ваше материализовавшееся чувство вины. А к чему приурочен сам вопрос, расскажете?

- Да вы в прошлый раз обмолвились, - Николай неуверенно жмет плечами, едва успевая схватить поползший с плеча камзол и поправить. - Мол, нечисть вся “ваши людские слова” коверкать любит. Не “наши”, а “ваши”. Ей богу, я бы такого не выдумал.

- Рациональное мышление у вас все-таки присутствует, душа моя, - искреннюю радость, пусть и по такому мелкому поводу, Яков скрывать не хочет. - Надо же, я и сам не заметил.

- Скажете?

- Отчего ж не сказать, Николай Васильевич, - Яков откидывается в кресле, сквозь прищур глядя на беспокойно хмурящегося, напряженного писаря, замершего с чашкой в руках. - Бес я. Ну или черт, как ваши попы говорить любят. Но мне больше по нраву первое имя.

Мысль эту Николай принимает легко, но спрашивает о дурацком:

- За душой моей пришли?

Яков мог бы три часа распинаться о том, что глупостями такими он не занимается еще со времен падения Византийской империи, да и вообще, Тёмный куда более ценен в своей, так сказать, полной комплектации, но вместо этого только качает головой и веско добавляет:

- И давайте, Николай, голубчик мой, договоримся, что вы никогда, никому и ни при каких обстоятельствах не будете пытаться заложить свою душу. Хорошо?

Гоголь смотрит обиженным спаниелем из-под ресниц.

- Почему это?

- Потому что ничего равноценного вам предложить все равно никто не сможет. Не разбазаривайте добро, Коля. Послушайте умного человека.

- Беса, - отчего-то веселится Николай, залпом допивая остатки портвейна из чашки.

- Беса, - соглашается Яков, в ответ усмехнувшись. - Вы слушать-то меня будете, Николай Васильевич?

- А выбор разве есть? - Николай ломко изгибает брови, внезапно взглянув на Якова так, словно всё-всё понимает. И тут же его глаза становятся круглыми, как луна за окном, и то ли испуганными, то ли удивленными - а может и восхищенными. Такая мешанина чувств отражается на юном лице, не разобрать.

Увидел, значит, - удовлетворенно думает Яков, чуть наклонив голову, давая Тёмному полюбоваться тяжелыми витыми рогами, с которых тот не сводит глаз. Молодец, мальчик, способный.

- Можно? - как зачарованный, Гоголь тянет руку вперед, уже не обращая внимания ни на соскользнувший с плеча камзол, ни на опрокинувшуюся пустую чашку, с глухим стуком прокатившуюся по столу. Не то чтобы Яков не ожидал такого интереса, но вот желание потрогать?.. Но все равно плечами жмет, подпускает, хотя никогда, в общем-то не любил излишних прикосновений, особенно не по собственной инициативе.

Николай босыми ногами ступает по холодному полу, заставляя Якова невольно нахмуриться, подходит вплотную, не смущаясь ни капли - кого смущаться, если это сон? - и широко ведет ладонью от основания витого рога к острому его краю, восторженно вздохнув. Яков закрывает глаза и считает до пяти, надеясь, что это поможет снова задышать спокойно и ровно. Не помогает, поэтому Тёмного приходится осадить, чуть тряхнув головой - Гоголь отскакивает в сторону, не переставая при этом пялиться совершенно восхищенно.

- Ну вы, голубчик, не увлекайтесь все-таки, - со смешком успокаивает его Гуро. - Хотя я должен признать - успехи вы делаете.

- И для чего вам мои успехи? - когда первый восторг схлынывает, Николай вновь обнаруживает так радующую Якова способность мыслить рационально. Хотя все еще смотрит с интересом и восхищением, поглядывая иногда на ноги беса.

- Копыт нет, - предупреждает Яков, поморщившись и обхватывая когтистой ладонью стакан. - Копыта, душа моя, это сущая глупость. - А успехи, Николай Васильевич, прежде всего вам самому нужны. Много вам удовольствия в припадки от каждой мелочи валиться? Я не спорю с тем, что вы бываете очень продуктивны, когда в судорогах на полу корчитесь, но вам разве не хотелось бы этих неприятных моментов избежать?

- Мне бы вообще вот этого всего хотелось избежать, - едва слышно признается писарь, отступая к своему стулу и наклоняясь, чтобы поднять лежащий на полу камзол. Яков не выбирает именно этот момент, чтобы раздраженно щелкнуть по полу хвостом, просто так совпадает, а Николай, заметив, с тихим смехом оседает на пол, краснея и закрывая лицо руками, когда ловит на себе осуждающий взгляд Гуро.

Надо было все-таки мальцу поменьше портвейна позволять.

- Толку от вас, Николай Васильевич, в таком состоянии, ровным счетом никакого, - Яков поднимается с кресла, чтобы подойти к сидящему на полу Николаю. - Пить прекращайте по вечерам с этим вашим, - тянет носом воздух возле шеи и виска писаря, - доктором. Он вам налечит. Материалист, тоже мне.