Между миром и войной

Ямая поймал себя на том, что отвлёкся, и, будто впервые, широко открытыми глазами взглянул на море. Синева под кораблями эскадры словно отражала чистоту неба. "Конго" возглавлял колонну линкоров, а за ним в море уходили чёрные дымы, пачкая горизонт на севере. Впереди, на юге, тонкой белёсой полоской виднелись облачка, клубящиеся над Лусоном и Минданао.

Это уже Филиппины, до них рукой подать. Всего миль пятьдесят. Но где же противник? Или офирцы решили отступить?! Хорошо бы…

Несмотря на безмятежную картину, на душе у вице-адмирала заскребли кошки. Немаленькие такие, размером с амурского тигра. Не может быть, чтобы офирцы просто так взяли и отступили. Они — воины, хитрые и коварные.

Белые "Фарманы" упрямо карабкались в небо и уже заметно обогнали флот. Противника их пилоты ещё не видели, иначе подали бы оговоренный знак. Где, где же офирские корабли?!

— Противник! Вот он!! — кто-то из матросов возбуждённо закричал, указывая рукой в небо.

К неторопливым этажеркам с юга стремительно приближались две едва заметные чёрточки. Офирские аппараты ("глайдеры", — вспомнил вице-адмирал) шли намного выше, и с "Фарманов" их пока не видели. От аппаратов противника не доносилось ни звука, тогда как тарахтение этажерок слышалось отчётливо.

"И не увидят…" — потерянно скривился Ямая.

Глайдеры, тем временем, на мгновение застыли и ринулись вниз, сверкая металлической бронёй.

"Как ястребы на ленивых уток", — подумал вице-адмирал, — "о, Аматерасу Омиками!"

Отвесно падающие глайдеры застыли в воздухе вопреки всем законам природы, и с них сорвались вниз огненные капли. Они вонзились в неуклюжие аэропланы, превратив их в одно мгновение в пылающее месиво из дерева и бумаги. Кувыркаясь и разваливаясь на части, остатки этажерок упали в океан в нескольких милях перед японским флотом.

Вице-адмирал слегка повернул голову, чтобы распорядиться об объявлении боевой тревоги, но ничего сделать не успел. К его кораблям откуда-то с юга белёсыми дугами бесшумно потянулись два когтя. Один из них ткнул "Вакамию", выпустившую аэропланы-неудачники, другой царапнул "Фудзи", идущую в арьергарде колонны линейных кораблей. Ямая мог бы поклясться, что слышал жуткий скрежет раздираемой брони, но уже мгновение спустя уши заложило от кошмарного грохота.

Ямая держался за поручни, и потому устоял на ногах, но многих ударная волна сбила с ног, а кого-то даже бросила за борт. Оцепенев (так бывает в кошмарном сне), вице-адмирал смотрел на летящие за борт изломанные фигурки матросов и офицеров. Картина вздыбившихся выше самых высоких мачт огня и воды ужасала. Её дополняла кувыркающаяся высоко в небе башня "Фудзи". От "Вакамии" не осталось вообще ничего кроме парящих в воздухе хлопьев пепла и разлетающегося во все стороны мусора. В лицо пыхнуло жаром, запахом смерти и жжёного металла. Но на этом кошмар ещё не закончился.

Корабль накрыла тяжёлая тень. Вице-адмирал вместе с другими оставшимися на ногах моряками задрал голову вверх, откуда на флот опускалось нечто огромное. Древний двусторонний оноо (боевой топор)! Размер объекта подавлял воображение, а его вид — всякую волю к сопротивлению.

Казалось, что с ужасающего оноо дует промозглый северный ветер. Такого Ямая и представить себе не мог! Кровь застыла в жилах. Холодящие пальцы страха побежали вдоль спины вице-адмирала, когда с опускающегося всё ниже "божественного топора" сорвались вниз капли огненной крови. Они вонзились в поверхность воды перед корабельными колоннами, подняв огромной высоты столбы воды и пара.

Ясный и понятный сигнал: остановитесь. Замрите. Сдавайтесь. Можно гордо отказаться и, стиснув зубы, идти дальше. Но какой в этом смысл? Бусидо требует от самурая постоянно быть готовым к смерти. В бою. По воле сюзерена. В этом его честь и доблесть. Но какая слава в смерти под лавиной?! Из-за разгула стихии?! А без славы нет чести…

"Вот и всё", — успел подумать вице-адмирал, когда его тело окутало белоснежное пламя, упавшее с небесного топора, — "боги отвернулись от нас!"

6

1914, мая 05-го, вторник.

Вслед за Вторым флотом несколько часов спустя бесследно исчез и Третий, в задание которого входил удар по островам Лусон и Минданао с востока. С ним по отработанному сценарию расправились два других патрульных сишипа.

Генштаб встревожился далеко не сразу, терпеливо ожидая вестей от флотов до субботнего вечера. Переполох начался в воскресенье с утра. Ранним утром тяжёлые орудия неизвестных кораблей (офирцы — кто же ещё!) обстреляли с моря порты в Токио, Йокосуке, Йокогаме, разрушив причалы, портовую инфраструктуру, потопив несколько судов. Затем началось необъяснимое.