Ночью Марх долго сидел в главной зале один. Эрлы и слуги, чувствуя настроение короля, разошлись кто куда. Марх глядел в очаг, иногда подкладывал поленья. Старался не думать ни о чем. Особенно — о боях, которые, наверное, идут уже на подступах к Каэр-Ллуду…Не думать! На душе было скверно, как никогда. Сознание своего бессилия оказалось отравой хуже гнилого мяса. Иноземные захватчики разгуливают по Прайдену, а он, король и сын короля, сидит без дела! О чести своей, видите ли, заботится! Да гори она огнем, эта честь! Огонь очага вдруг вспыхнул, словно туда подложили верхушку сухой сосны. Марх усмехнулся: нешто и впрямь пожелание сбылось и честь — сгорела? Но в гуле жаркого огня ему послышался ответ. Не слова — мысли, чувства. Король Корнуолла мог поступиться честью. Он не был бы ни первым, ни тем паче — последним королем, нарушившем слово. Он мог бы ударить по иноземцам, призванным внуком Карадауга. Но он — король Аннуина. Мира, где слово навеки имеет силу Творения. И если король Аннуина нарушит слово — он просто перестанет быть Королем. Аннуин лишится человеческого Короля, миры разойдутся… о том, к чему это приведет, — лучше не думать. По сравнению с этим война с Максеном — не больше, чем поиски отбившейся от стада овцы. Марх переложил дрова в очаге, подкинул еще парочку. Огонь стал жарче. Король уселся поближе, греясь. От этих мыслей ему было зябко. Он знал, что останется в Тинтагеле. Что смирится с Максеном, даже если тот провозгласит себя
— Мне почудилось, ты звал меня?
Кромка любви: Марх
Ллиан… Ты — радость моя. Может ли жизнь состоять из одной радости? Ты считаешь, что может. Что только так и должно быть. Ничему, кроме радости, в твоей жизни нет места. И мне с тобой всегда радостно. В твоих ласках, в веселье, в танцах и песнях я забываю обо всех заботах. Я счастлив с тобою, Ллиан. Только вот одна беда: я не могу совсем уйти от своих забот. Я человек, Ллиан; по крови — полубог, но человек по собственному выбору. Я — король людей, я в ответе за них. А человек должен нести груз забот. Иначе он просто перестанет быть человеком. А такая роскошь мне непозволительна. Я в ответе за Корнуолл, Ллиан. Да ты это всё давно знаешь. Я смотрюсь в твои глаза, как в зеркало. И вижу себя — но лучшим, чем я есть. Сильным, уверенным, всегда поступающим мудро. Не знающим поражений. Ты настолько уверена, что я и есть — такой, что я никогда в жизни не смогу пожаловаться тебе… хоть на малейшую слабость. Ты веришь в меня… боюсь, я святотатствую, но мне кажется: именно так люди и верят в своих богов. В их беспредельную силу и такую же удачу. Когда мы вместе, я и сам верю в себя — настолько. Словно и не было поражения в Битве Деревьев. Словно и не владеет до сих пор Гвидион священным стадом Аннуина. Словно римляне не штурмуют сейчас Каэр Ллуд. Но ты веришь, что рано или поздно я одолею любых врагов, — и с тобой я тоже становлюсь уверен в этом. Хотя бы на час.
Кромка войны: Марх