Пациент не увидел особенной разницы и счел, что моя интерпретация – просто игра на каких-то надуманных мелочах. Однако поскольку анализ развил его способности, он смог связать ее с воспоминанием о своем обнаженном отце, который появился и выгнал его из родительской кровати: «А он вот не согласился!» – сказал Серж, на этот раз со смехом. Затем благодаря фигуративному потенциалу «Веселой вдовы» я смог добавить: «На самом деле вы чувствовали себя плохо потому, что во время предыдущего сеанса я “согнал” вас с кушетки». И когда Серж вслед за этим вообразил, что я, возможно, был счастлив видеть другого пациента на его месте, я смог завершить свою интерпретацию: «На самом деле вы страдали не от того, что переживали мое согласие с отменой сеанса так, будто ваш отец выгонял вас из постели, а потому, что скорее воспринимали его так, как если бы эквивалент вашей матери выгнал вас из своей постели, радуясь прибытию отца».
За этим последовало долгое молчание – глубокое, напряженное и неподдельное. Серж нарушил его, растерянно сказав: «Я никогда не смог бы себе такого представить, это невозможно, я никогда не видел, чтобы они хоть как-то проявляли малейшую привязанность друг к другу… Моя мать влюблена в моего отца!.. С нетерпением ждет его в постели!..» Пациенту было очень тяжело признать, что его отец в конце концов вернулся к его матери, что их любовь восторжествовала.
С этого момента лечение вступило в новую фазу, которая заняла несколько месяцев и характеризовалась последовательным и повторяющимся в разных формах, связанных с реальными ситуациями в повседневной жизни, переживанием очень болезненного чувства покинутости, которое я истолковал как ретроспективную проработку чувств, испытанных Сержем, когда он впервые оказался брошен, а теперь составлявших часть эдипального контекста, доступного для осмысления и репрезентаций. Это продолжалось до того момента, когда развитие Сержа достигло уровня, позволившего ему восстановить вытесненное до тех пор воспоминание о его матери, которая слушала пластинку Ива Монтана, весело при этом кружась!
Теперь, когда репрезентация матери приобрела наконец всю свою сложность и полноту, стало возможно проработать эдипальные конфликты, и анализ мог двигаться к своему естественному завершению.
В завершение моего отчета я приведу последнюю цепочку событий. Серж достиг большой зрелости и смог установить связь с собственной внеисторичной историей.
Процесс завершения анализа начался. Впервые
Через некоторое время Серж завершил анализ, не испытав при этом никаких серьезных трудностей. Он овладел тем постоянным, непрерывным процессом, который запускается при завершении любого успешного анализа, открывая путь структурной незавершенности, характеризующей так называемую нормальную психическую жизнь, которой правит связующая сила Эроса и которая вследствие этого постоянно стремится к созданию более широких психических сетей.
На последнем сеансе он сказал:
С.: Что помогло мне выздороветь… Решающую роль сыграло то, что вы сказали мне однажды, что в детстве мне, должно быть, пришлось очень тяжело. У меня возникло ощущение, что меня впервые признали. Это означало, что… что я действительно смог признать, что мое детство было далеко не раем, как я считал, что мне действительно наверняка пришлось очень трудно. Теперь я могу увидеть мое детство таким, каким оно было… мать, которая никогда не замечала моих страданий… Но теперь мое детство принадлежит прошлому… оно принадлежит к моей истории… теперь я могу жить так, как я хочу, и быть тем, кем являюсь в настоящем.