Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Фрейд пытался подыскать понятие, противоположное влечению к смерти и более удачное, чем влечение к жизни; он хотел прояснить свои размышления о том, что именно противостоит влечению к смерти – понятию, которое он ввел незадолго перед тем в своем труде «По ту сторону принципа удовольствия» (Freud, 1920g), – а также о том, каким образом происходит это противостояние. Введенный им термин «влечение к жизни» отвечал на первый вопрос, но он знал, что тем самым подчеркивает конфликтную двойственность, которая неспецифична для психоанализа. С введением понятия Эроса («Я и Оно», Freud, 1923b) он нашел ответ и на вопрос о том, как именно осуществляется противостояние влечению к смерти. Термин «Эрос» подразумевает и сексуальную силу, и первичный процесс связывания. Фрейд подробнее объясняет это в «Очерке о психоанализе», где говорит, что целью Эроса «является… соединение, связывание» (Freud, 1940а [1938], p. 148). Что касается трансформации через связывание, ее поясняет метафора Эроса как ткача. В «Толковании сновидений» Фрейд уже сравнивал функцию связывания с работой ткача, цитируя «Фауста»: «…тысячу нитей сплетает челнок… И растет их бесконечное сочетание» (Freud, 1900а, p. 283). Затем он снова возвращался к этой мысли: «Эрос имеет целью осложнять жизнь все более широким объединением рассеянных частиц живой субстанции» (Freud, 1923b, p. 40).

Две метафоры, касающиеся Эроса, которые Фрейд использует неоднократно, могут дать нам наглядное представление о функционировании регредиентных трансформационных процессов: это ткач, создающий «бесконечные сочетания», и химик, производящий «осадки – конденсаты».

В случае трансформации путем сгущения Эрос выступает как химик. Пережитый опыт переноса сравнивается с химическим процессом. В 1932 году в своем «Продолжении лекций по введению в психоанализ» (1933а [1932]) Фрейд использует для описания аналитического лечения метафору «химических осадков»[43].

Из этого правомерного сравнения психоаналитической деятельности врача с работой химика мог бы появиться стимул к новому направлению нашей терапии (курсив мой. – С.Б.). Мы анализировали больного, то есть разложили его душевную деятельность на ее элементарные составляющие… что же было бы теперь естественней требования помочь ему также в новом и лучшем их составлении? (Freud, 1919a [1918], p. 160).

Я понимаю это как возможность при определенных условиях качественно изменить состояние пациента, иными словами, возможность инициировать в нем мыслительные процессы, в ходе которых различные элементы преобразуются, создавая тем самым новый продукт.

Коротко говоря, археологический психоанализ основывается на ассоциациях пациента, направляемых его сопротивлениями собственным бессознательным желаниям. Аналитик может получить доступ к этому вытесненному материалу благодаря своему равномерно взвешенному вниманию. Когда пациент страдает от травм, не получивших символической репрезентации, ассоциации отсутствуют и путем обычного равномерно взвешенного внимания аналитик не может получить доступа к этим травмам; в этом случае необходима другая форма равномерно взвешенного внимания. Регредиентный режим слушания может включаться, когда мышление аналитика находится в регредиентном состоянии, которое позволяет ему осуществить работу связывания между разными элементами сеанса подобно тому, как это связывание осуществляет работа сновидения, прорабатывая тем самым травмы, не получившие символической репрезентации. Точно так же, как работа сновидения создает сон, регредиентное слушание аналитика может создать новый психический объект, способный перестроить, по крайней мере частично, психику пациента.

Моя гипотеза заключается в том, что работа аналитика как химика или ткача, а вернее, тот режим функционирования, который имеет место в аналитическом лечении на перекрестке двух психик в регредиентном состоянии, должен соответствовать общему закону или принципу психики.

«Принцип конвергенции – когеренции»