Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Не должны ли оба конца этой диаграммы стыковаться, образуя в конце концов цилиндрическую форму? Довольно загадочная формула, добавленная Фрейдом по этому поводу в примечании 1919 года, предлагает разрешение трудностей, которыми чревата концепция регрессии: «При дальнейшей разработке этой линейной [развернутой] схемы следует принимать во внимание предположение, что именно к системе, следующей за предсознательным (Pcs), мы относим сознание (Cs), так что P = Cs» (Freud, 1900, p. 547, fn. 1). Я считаю, что Жан Лапланш – по-прежнему единственный из читателей Фрейда, который принял это примечание всерьез и последовал фрейдовским указаниям. Он снова «свернул» развернутую схему, соединив оба экстремума фрейдовской диаграммы, то есть обе формы сознания, Предсознательное и Сознательное. Наконец, полученную таким образом новую схему он назвал «le baquet» [франц. ведро] и неоднократно посвящал ей углубленные комментарии (из недавнего – Laplanche, 2007 [2000], p. 59–78). Следует признать, что в результате этого действия регрессия действительно теряет некий ключевой аспект: невозможно уже говорить о ретро– или даже прогрессивном движении, так как направленное прежде движение становится круговым, «назад» превращается в «снова», а регрессия, таким образом, – в повторение (подробнее об этом см.: Hock, 2000, p. 31–34).

Иллюстрирующий клинический случай Ботелла

В качестве иллюстрации Ботелла описывает впечатляющий случай; его увлеченная и в некотором роде детективная охота за ранними травматическими воспоминаниями пациента «Сержа», на которые Ботелла возлагает ответственность за его более позднюю психопатологическую картину симптомов, напоминает знаменитый случай Фрейда – «Человека с волками». Кроме того, этот случай во всем отвечает идее важности памяти для психоаналитического процесса, в то время как фантазии пациента, которые в кляйнианском дискурсе представляют собой главное направление всех размышлений в ходе психоанализа (из недавнего см.: Weiß, 2013), играют минимальную роль: слово «фантазия» на протяжении всего текста не появляется ни разу! И, конечно, (могло ли быть иначе!) основная задача Ботелла – наглядно продемонстрировать читателю различные понятия из его предварительных теоретических замечаний (память без воспоминаний, память сновидения и регредиенцию, если выделить только ключевые) с точки зрения их важности для процесса совместной работы аналитика и анализанта.

Так же как и теоретическая часть статьи, клиническая часть написана очень плотно; однако она содержит изложение случая, уже пространно описанного Ботелла в 2001 году. В этом отношении первую свою задачу я вижу в том, чтобы проследить утверждения Ботелла, подвергнув их критическому разбору на предмет внутренней согласованности, а также клинических данных.

Речь идет о случае 30-летнего пациента, названного Серж, который обращается к Ботелла всего год спустя после семилетнего анализа у его «опытного коллеги», потому что чувствует потребность в новом анализе вследствие панических атак и состояний деперсонализации. Прежде всего Ботелла выделяет три воспоминания, которые пересказывает пациент, обращаясь за лечением:

1. В возрасте трех лет он попадает в автомобильную аварию вместе со своей матерью. Его мать обливается кровью, и ее увозят в больницу, в то время как сам он остается невредим; тем не менее он довольно отчетливо помнит свое состояние паники в связи с этой аварией.

2. Когда Сержу было шесть лет, его голый отец вышвырнул его из супружеской постели, в которой пациент регулярно находил убежище от ночных страхов, если отец отсутствовал по рабочим делам.

3. Мать отправила пациента в школу, когда тому исполнилось шесть лет. В то время он, согласно отчету, каждое утро перед уходом спрашивал ее в слезах: «Мамочка, а ты там будешь?» Его детство с матерью предположительно было райским.