Не то чтобы Элстер заслуживал чью-либо верность, но Джуди влюбляется в Скотти, хотя должна работать с Элстером и на Элстера. И почему, кстати, у Скотти не возникало никаких подозрений относительно неверности Мадлен? Почему ему не пришло в голову, что такое его поведение в роли детектива было нарушением сексуальных границ Мадлен? А кроме того, он должен был бы знать, что это оскорбление достоинства Гэвина Элстера. Джуди не должна была переживать за его чувства после того, как он будет думать, что она мертва, но в конце концов воспринимает его больше как цель, нежели средство. Она мучает себя и его у подножия башни; голосом, в котором при повторных просмотрах мы узнаем голос Джуди, Мадлен говорит, что «это несправедливо», что все не должно было «случиться так» и что, если он потеряет ее, он должен знать: она любила его и хотела «продолжать» любить его.
И вот девушка исчезает. Фильм приходит к резкому и преждевременному, как кажется, концу, напоминающему слишком скорое убийство Джанет Ли в «Психо». Цель Гэвина Элстера достигнута, хотя мы еще этого не знаем. Цель Хичкока – выбить нас из колеи, запутать и ошеломить – тоже достигнута. Мы отождествляемся с утратой Скотти и его повторной травматизацией: его головокружение во второй раз воспрепятствовало спасению жизни.
После дознания Скотти оказывается в клинике и истязает себя как человек, который знает недостаточно, чтобы определить, что идет не так, и как детектив, неспособный вести расследование. Он уверен, что оказался «неправильным человеком» (Boileau, Narcejac, 1997, р. 79), выбранным для защиты Мадлен. Сны Скотти не только отражают его внутрипсихические попытки пережить травму; они также раскрывают, я думаю, его попытку обуздать и понять нарушения его достоинства, нанесшие удар по его психологической целостности, идентичности как детектива и человека с довольно сохранным отношением к реальности. Он был настолько сражен Мадлен, казавшейся ему такой молодой и невинной, что сознательно забыл о своем скептицизме по отношению ко всей истории с Карлоттой. Скотти не хотел решать эту загадку также потому, что решение привело бы его к неприятному знанию: Мадлен вовсе не та, за кого себя выдает. Одновременно он пытается избежать и неприятного знания о себе. Когда Мадлен исчезает, он остается наедине с собой и с загадкой, так что процесс ее решения позволяет сохранить связь с Мадлен и защитить себя. Эпизод со сном может быть понят как попытка Скотти вернуться к реальности и пробудить свои бессознательные подозрения относительно того, что в этой истории есть загадка. Он как будто пытается расставить образы так, чтобы они обрели смысл, но все завершается его собственным падением. Это была постановочная тайна, и он не обладает достаточным количеством фактов, чтобы выяснить, кто и зачем сделал это. Мы тоже позволяем своему рассудку оказаться под мощным воздействием непреодолимой силы любовной истории двух звезд. Но в отличие от Скотти мы уверены, что нечто подозрительное должно было произойти – это все-таки кино Хичкока.
Скотти вновь посещает места, связанные с Мадлен, лелея безумную скрытую надежду – увидеть там Мадлен. Роман объясняет его логику: если Мадлен была реинкарнирована однажды, это может произойти снова. Несколько раз он находит не тех девушек, пока не встречает Джуди Бартон, выходящую из магазина, в котором она работает. Скотти следит за ней до ее дома, и па-де-де нарушения достоинства и отречения от достоинства возобновляется. Мы узнаем предысторию из письма Джуди, которое она вскоре разорвет. Узнаем, что Элстер снова оскорбил достоинство Джуди, бросив ее после совершения убийства, сбежав со всеми деньгами и оставив ее жить в плохоньком отеле[112]
. Но даже участники преступного заговора переживают за свое достоинство: когда Джуди убеждает Скотти в том, что она не Мадлен Элстер, мы улавливаем ее беспокойство: ты заинтересован во мне или в… ней?Но может ли он/мы видеть (знать)? Даже когда мы видим актрису, которую знаем как Ким Новак, на улицах Сан-Франциско, мы все равно не уверены, что она и есть Мадлен. Хичкок вызывает в нас такое же головокружение – «абсолютную уверенность узнавания» и «равную уверенность в том, что Мадлен мертва» (Boileau, Narcejac, 1997, р. 115), – которое ощущает Скотти. Мы видим в Джуди одновременно и ее чуткую эмпатию, и ее крайний нарциссизм, «великую нежность и великую жестокость» (Ibid., 1997, p. 152), когда она пишет Скотти и затем рвет письмо. Она пишет, что он не должен чувствовать свою ответственность: он был «жертвой» и «свидетелем», она – «орудием». Инстинктивное движение Мадлен в направлении морали и достоинства, ухода после того, как было удовлетворено ее желание снова увидеть Скотти, уступает ее любви к нему.