Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Я убежден, что единство мышления является центральным для таких вещей, как психоанализ. Двуликий Янус, он обращен одновременно и внутрь, к работе психики, и вовне, к человеческой культуре в целом. Это особенность психоанализа, уходящая корнями в его историю. Хотя, конечно, существуют работы, такие как «Тотем и табу» (1912), «Будущее одной иллюзии» (1927), «Неудовлетворенность культурой» (1930), где Фрейд специально обращается к человеческой культуре, но было бы серьезным заблуждением рассматривать именно названные работы как его принципиальный вклад в эту область знания, поскольку релевантность психоанализа культуре проходит красной нитью через все его творчество. Широкому спектру интеллектуальных интересов, столь характерному для психоанализа, противостоит неизжитое стремление разделять интеллектуальную карту, создавая отдельные области и территориальные границы, где интеллектуальные интересы деградируют в культуру экспертов, а поиск знания и понимания заменяется технологиями контроля.

Психоанализ естественно и неизбежно сопротивляется такому разделению интеллектуального труда, и там, где это не так (например, где пространство психоанализа редуцируется лишь к форме психологического лечения), то, что остается, – не психоанализ, а деградировавшая пародия на него. Я вспоминаю здесь замечание, сделанное великим марксистским критиком культуры Реймондом Уильямсом, который, когда его спросили на вечеринке: «Что является вашей дисциплиной?» – парировал: «Моей? Что-то вроде пре-огораживания» («New Welsh Review», 2014, p. 8 – 16). Этот комментарий прекрасно соединяет две основные траектории его мысли: протест против разделения дисциплин и, посредством искусного использования слова «огораживание», выявление исторической связи между этим разделением труда и важнейшим моментом в истории капитализма – огораживанием земли[124].

Этот способ концептуализации психоанализа имеет эпистемологические последствия: он выдвигает психоанализ на передний план как корпус знаний о психике и человеческой культуре. Я подробно обсуждал это в одной из своих статей (Bell, 1998). Можно ожидать, что в этом качестве он внесет существенный вклад в любую область изысканий, в ландшафт которых включен человек, – в психологию, социологию, литературу, философию ума, социополитическую теорию, культурную теорию… и многие другие. Это не означает (распространенное заблуждение), что объяснение социального и культурного может быть редуцировано до индивидуальной психологии; это означает лишь то, что признание внутренней жизни человека неизменно вносит существенный вклад в понимание[125]. Например, экономические, социальные, исторические и политические исследования феномена нацизма могут быть обогащены пониманием приманок (включая далеко не осознаваемые явления) этой извращенной идеологии. Правда, то, что может сказать психоанализ, не вполне приветствуется, так что ему требуется определенная стойкость, чтобы сохранить свое место за столом.

Я подчеркнул это измерение психоанализа, поскольку Ханна Сигал была одним из его прекрасных представителей. Сигал пишет в предисловии к своей первой книге, что ее дисциплина – психоанализ, под которым она явно имела в виду «неогороженную» версию!

Вклад Сигал в психоанализ

Мое обсуждение творчества Сигал будет состоять из трех частей. За обзором основных теоретических положений последует более неофициальный рассказ о ней как о человеке. В последней части я рассмотрю некоторые ее социополитические работы.

Для рассмотрения теоретического вклада Ханны Сигал необходимо взглянуть на исторический контекст. В период между 1941 и 1945 годами, когда она вступила в мир психоанализа внимание Британского психоаналитического общества было направлено на политические потрясения и «Дискуссии о противоречиях», которые сосредоточились на открытиях Мелани Кляйн (Rosefeld, 1947). Нужно напомнить, что Фрейд умер всего двумя годами ранее, и в какой-то мере противостоящие стороны были озабочены вопросом, что считать подлинным развитием его работы, а что – существенным отклонением.

Жаркие обсуждения этого периода, кроме всего прочего, во многом пролили свет на существовавшие проблемы, поскольку приверженцы противоположных мнений были вынуждены разъяснить свои позиции. Так были написаны статьи, которые остаются ключевыми для развития психоанализа в Великобритании. Особенно это касается статьи Сюзан Айзекс «Природа и функция фантазии» (Isaacs, 1948). Проблемы, поднятые в этих обсуждениях, представляют не только исторический интерес: они часто всплывают вновь, преломленные в свете современных вопросов, в дискуссиях о терапевтическом альянсе, «реальных отношениях» и доступности глубоко бессознательной примитивной фантазии. Эти пункты противоречий находятся в самом сердце нашего понимания психоаналитической концепции психики и природы психоаналитической задачи.