Некоторые авторы используют бионовскую теорию «контейнера и контейнируемого», чтобы поддержать представления о задаче аналитика, которая иногда может казаться чересчур конкретной. То есть аналитическая работа становится «контейнированием» и метаболизацией проекций пациента, что, возможно, понимается как возмещение неудач матери в младенчестве. По ряду причин Сигал этого очень опасается. При таком взгляде не различаются должным образом психоанализ и реальная материнская забота, а кроме того, возникает впечатление, что лечебные факторы исходят только от аналитика, а не от пациента, и оба эти момента легко приводят к злополучной аналитической грандиозности.
Сигал считает, что основные факторы, ведущие к изменению, находятся в самом пациенте. Аналитик поддерживает пациента в его повторном открытии своих собственных возможностей развития, которые были заблокированы. Ее точка зрения очень близка к выдвинутой Стрейчи в его ключевой статье (1934, 1969): каждый раз, когда аналитик делает полную интерпретацию в переносе, он одновременно и признает свой статус в качестве архаичного объекта в мире пациента, и дифференцирует себя от таких объектов. Давление на аналитика, чтобы тот стал «реальным» объектом для пациента, есть всегда, но Стрейчи отмечает, что это сложнее, чем может казаться поначалу. Поскольку, как только пациент действительно этого добивается, аналитик становится, «как и любой другой человек, с которым он встречается в реальной жизни, объектом фантазии» (Strachey, p. 284).
В кляйнианской традиции центральное место занимает отчетливое понимание переноса, что часто неправильно истолковывают, превращая перенос в своего рода пустую техническую процедуру[135]
. Сигал пишет об этом как о «тоже бежала» – интерпретации[136]; то есть, по ее словам, если аналитик просто переводит на себя что-либо, что пациент приписывает другим людям или ситуациям в его жизни, это напоминает объявление результатов скачек: комментатор называет первых трех призеров, а об остальных говорит только, что они «тоже бежали».В заключение этого раздела я хотел бы сказать о том, что, как считала сама Ханна Сигал, на развитие ее взглядов сильно повлиял Бион. Это очевидно из первого тома ее ранее опубликованных работ, в постскриптумах к которым она отмечает направление развития своих взглядов, начиная с самой первой публикации, и почти каждый раз упоминает работы Биона. В особенности она опирается на его модель «контейнера и контейнируемого» и на его разъяснение различий между нормальными и патологическими формами проективной идентификации. Сигал привлекает обе эти идеи, чтобы обогатить свою теоретическую перспективу[137]
, и исследует их значение для аналитической техники. Здесь я хочу подчеркнуть перемещение акцента на исследование способа, которым пациент и аналитик разыгрывают аспекты внутренней ситуации пациента, – способа, при котором фантазия проективной идентификации «актуализируется» (Sandler, 1976).В постскриптуме к статье 1954 года «Заметки о шизоидном механизме, лежащем в основе формирования фобии» она вновь рассматривает клинический материал статьи с высоты 25-летнего опыта:
Теперь я думаю, что мне совершенно не удалось проанализировать перенос должным образом. Проективная идентификация пациентки не была просто фантазией; я, кажется, не вполне осознавала то, как она осуществлялась на этих сессиях… Сегодня я бы скорее старалась показать ей то, что она на самом деле делала на сессии в последовательностях взаимодействия между нами. Я бы меньше концентрировалась на детальном содержании ее фантазий и сновидений. (Segal, 1986, p. 143–144)
Несмотря на то что Сигал делает акцент на способе, которым пациент может «срежиссировать» проигрывание аналитиком определенной роли, в то же время она предостерегает, как легко соскользнуть к тому, чтобы превратить вынужденность в благо и идеализировать эти разыгрывания. С точки зрения Сигал, разыгрывания неизбежны в практике психоанализа и благодаря им многое может быть понято, однако сама она сохраняет более классическую нейтральную перспективу. Способность аналитика быть реципиентом интенсивных нарушенных состояний психики, действительно переживать их и думать о них без разыгрывания – вот чего мы по-прежнему стремимся достичь, хотя это никогда не удается сделать полностью. Как она неоднократно заявляла, «контрперенос – это хороший слуга, но плохой хозяин».