Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Мне вспоминаются здесь комментарии Кляйн на научном собрании Британского психоаналитического общества[138]. Аналитик представил материал случая, в котором он сделал серьезную ошибку, благодаря чему он и пациент многое узнали; а затем аналитик стал рекомендовать делать ошибки, превращая вынужденность во благо. Кляйн иронично сказала, что восхищается высоким уровнем его работы: он волнуется, что может не сделать ошибки! Кляйн же считала, что делает достаточно ошибок каждый аналитический час, и поэтому ей не нужно беспокоиться о том, как бы этому поспособствовать. Как выразилась Сигал, «мы многое узнаем благодаря ошибкам, но чем их меньше, тем лучше работа».

В постскриптуме к статье о символизме, написанной в 1979 году, Сигал связывает свою теорию символической функции непосредственно с моделью Биона «контейнер и контейнируемое». Отношение между контейнером и контейнируемым в норме – взаимно удовлетворяющее и способствующее росту. В более поздней статье о символизме (Segal, 1978) она описывает ситуацию, когда это отношение является взаимно опустошающим и лишающим всяческого значения. В этом случае способность пациента использовать слова в качестве символов была глубоко нарушена.

Сигал подчеркивала трехстороннюю природу символизма, и это привело к установлению важности его связи с эдипальной ситуацией; данную идею впоследствии развивали Бион и другие авторы. Сигал описала присущую аналитической ситуации триангулярность: аналитик, пациент и слова. Некоторые пациенты, чувствующие потребность исключительно в действиях, расценивают требование говорить как вторжение в фантазируемые отношения с первичным объектом, который переживается (посредством проекции) как знающий их (магически), без необходимости произносить слова[139].

Во введении к книге «Эдипов комплекс сегодня» (1989) Сигал комментирует главу, написанную Бриттоном (1989), где показано триангулярное психическое пространство, включающее пациента, его отношение к родительским фигурам и отношение между родительскими фигурами – которое исключает его, но которое он наблюдает. Сигал, вновь подчеркивая телесные бессознательные фантазии, указывает, что треугольник, стороны которого составляют эти различные отношения, не очерчивает пустое место, а имплицитно создает пространство, в котором может найти свое место новый ребенок.

Фактически уже в своей ранней работе Сигал связала примитивную эдипальную ситуацию со способностью к символизации. Пациентка, описанная в статье об эстетике, была заблокирована в своей способности писать и обнаружила, что ненавидит слова. Она сказала, что использование слов заставляло ее разрывать «бесконечное единство на кусочки». Это бесконечное единство относилось, как Сигал понимала, к фантазии полного овладения первичным объектом. Поскольку слова ощущались как разрушающие это фантазируемое единство, они переживались конкретно, как жестокие захватчики, навязывающие психике пациентки отдельность от ее объектов, и это, как выяснилось, было важным фактором, лежащим в основе ее заблокированности в способности писать.

Это внимание к проективной идентификации и разыгрыванию является основой важной статьи Сигал о функции сновидений (Segal, 1980). Здесь она различает сновидения, которые служат тому, чтобы сообщить что-то сновидцу (и через него – аналитику), и сновидения, которые прежде всего служат функции эвакуации нежелательного психического содержания. Сигал делает особый акцент на том, как сновидения могут продемонстрировать бессознательный инсайт. Я приведу особенно интересный пример работы Сигал со сновидениями, в котором объединены затронутые мною темы: сновидения как коммуникация бессознательного понимания, спутанность фантазии и реальности и отношение всемогущественного разрушения способности думать к эдипальной ситуации.

Пациент, хотя и не психотический, страдал от галлюцинаций. На одной из сессий он сделал замечание, что «у двери нет охранника»; затем последовал наполненный возбуждением сексуальный материал, сопровождающийся мыслью: «Я могу сделать все, что захочу». Он продолжил, пересказав сновидение:

Я объяснял M. (его девушке) свои галлюцинации. Я говорил ей: «Смотри, я вообразил (dream up) машину – ну вот и всё», машина появилась. Он сел на переднее сиденье. Но там не было никакого разделения между передней и задней частью – никакого полюса, к которому можно прислониться. Он начал падать назад, чувствуя сильнейшую панику, и проснулся в сильной тревоге. (Segal, 1991, p. 40)