Межзвездный скиталец

I used the sword, not the rope.	Я работал мечом, не веревкой.
The sword is the braver way, although all ways are equally inefficacious.	Меч -- более мужественный способ, хотя все способы одинаково недействительны.
Forsooth, as if spirit could be thrust through with steel or throttled by a rope!	Разве можно заколоть дух сталью или задушить веревкой?
CHAPTER XIX	ГЛАВА XIX
Next to Oppenheimer and Morrell, who rotted with me through the years of darkness, I was considered the most dangerous prisoner in San Quentin. On the other hand I was considered the toughest-tougher even than Oppenheimer and Morrell.	Наряду с Оппенгеймером и Моррелем, которые гнили со мною в эти черные годы, я считался самым опасным узником Сан-Квэнтина, с другой стороны, меня считали самым упрямым -упрямее даже Оппенгеймера и Морреля.
Of course by toughness I mean enduringness.	Под упрямством я подразумеваю выносливость.
Terrible as were the attempts to break them in body and in spirit, more terrible were the attempts to break me.	Ужасны были попытки сломить физически и духовно моих товарищей, но еще страшнее были попытки сломить меня.
And I endured.	Ибо я все вынес!
Dynamite or curtains had been Warden Atherton's ultimatum.	Динамит или "крышка" -- таков был ультиматум смотрителя Этертона.
And in the end it was neither.	А в конце не вышло ни того, ни другого.
I could not produce the dynamite, and Warden Atherton could not induce the curtains.	Я не мог показать динамита, а смотритель Этертон не мог добиться "крышки".
It was not because my body was enduring, but because my spirit was enduring.	И случилось это не потому, что было выносливо мое тело, а потому, что вынослив был мой дух.
And it was because, in earlier existences, my spirit had been wrought to steel-hardness by steel-hard experiences.	И потому еще, что в прежних существованиях мой дух был закален, как сталь, жесткими, как сталь, переживаниями.
There was one experience that for long was a sort of nightmare to me.	Одно такое переживание долго было для меня каким-то кошмаром.
It had neither beginning nor end.	Оно не имело ни начала, ни конца.
Always I found myself on a rocky, surge-battered islet so low that in storms the salt spray swept over its highest point.	Неизменно я видел себя на скалистом, размытом бурунами островке, до того низком, что в бурю соленая пена долетала до самых высоких мест островка.
It rained much.	Часто и помногу шли дожди.
I lived in a lair and suffered greatly, for I was without fire and lived on uncooked meat.	Я жил в пещере и отчаянно страдал, ибо не имел огня и питался сырым мясом.
Always I suffered.	Я страдал непрерывно.
It was the middle of some experience to which I could get no clue.	Это была середина какого-то переживания, к которому я не мог найти нити.
And since, when I went into the little death I had no power of directing my journeys, I often found myself reliving this particularly detestable experience.	И так как, погружаясь в "малую смерть", я не имел власти направлять мои скитания, то часто я видел себя переживающим именно этот отвратительный эпизод.