«Мягкая сила» в мировой политике

Известный политолог Г. Бовт увязывает определенный кризис “мягкой силы” с деятельностью НКО на межгосударственном уровне, считая, что “помогающие” работают на процесс, а не на результат. Суть проблемы, по его мнению, определяют критически мыслящие американские эксперты, которые резюмируют: вместо того, чтобы постулировать “Мы здесь для того, чтобы показать вам, как вы должны измениться, чтобы присоединиться к нам”, нужно просто спрашивать: “Чем мы можем вам помочь?”[73].

О разбросе оценочных позиций можно судить, в частности, по такому наглядному примеру: на опубликованную автором этих строк статью в “Независимой газете” под взвешенным, как казалось, заголовком «Свет и тени “мягкой силы”»[74], учитывающим концептуальную суть и логику первоисточника, не замедлила ответная реакция в виде публикации в той же газете, название которой отражает иное, строго однозначное понимание проблемы – «Светлые горизонты “мягкой силы”»[75].

Но опять обратимся к первоисточнику. Уже в книге Ная 2004 г. целый раздел назван весьма символично: «Пределы “мягкой силы”». И в книге 2011 г. он неоднократно предупреждает о необходимости не преувеличивать воздействие “мягкой силы” в мировой политике, аргументируя это тем, что возникают некоторые ситуации, в которых “мягкая сила” дает очень небольшие рычаги воздействия. В оценке конкретных возможностей и потенциала ее использования в США и КНР он исходит из того, что “как для китайской, так и для американской мягкой силы есть свои пределы”[76]. Итогом его размышлений по этому вопросу стал вывод о том, что “мягкая сила может обращаться как во благо, так и использоваться в деструктивных целях”, который он повторяет в другом месте с опасением, что она “может быть применена с плохими намерениями и вызвать ужасные последствия”. Он формулирует положение, которое звучит как политическое предупреждение: выкручивание мозгов отнюдь не лучше выкручивания рук.

В современных условиях, когда терроризм всё откровеннее проявляется как форма “приватизации войны”, исламские экстремисты, восхваляя ислам VII в., очень умело используют “мягкую силу” интернета XXI в. Най сравнивает терроризм с театром, который борется за зрителя, и в качестве примера приводит шокирующее видео боевика “Аль-Каиды” Абу Мусаба аз-Заркави, отрезающего голову американцу в Ираке, которое скачивалось в интернете миллионы раз и провоцировало проведение подобных акций другими террористическими группировками.

Примечательно, что сегодняшнюю борьбу с экстремистским исламским терроризмом Най рассматривает не как столкновение цивилизаций, а скорее как гражданскую войну внутри самого исламского мира, констатируя, что радикальное меньшинство использует насилие для насаждения упрощенного и идеологизированного варианта своей религии среди основной массы мусульман, придерживающейся более разнообразных взглядов.

В свете этих опасений и предупреждений так ли уж неожиданной и парадоксально новой выглядит сегодня постановка вопроса о “мягкой силе” исламского радикализма, получившей название “гуманитарный джихад”, которую используют те, кто одновременно организуют и направляют террористическую деятельность боевиков “Исламского государства”, изощряющихся в жесточайших пытках и варварских убийствах ни в чем не повинных людей? Речь идет, во-первых, о расширении идеологического обоснования и ценностно-психологической мотивированности радикального исламизма, об обосновании вероучительном, в основе которого лежит “защита (освобождение) исламских земель”, к которым относят значительную часть Европы и всю Америку. Здесь умело подпитывается убежденность многих мусульман в том, что именно им, а не Колумбу, принадлежит заслуга первооткрытия Америки. Утверждается, например, что написание названия американского штата Калифорния (по-английски California) должно выглядеть иначе – Kaliphornia, от слова Kaliph, – как подтверждение первородства халифата на американской земле. Во-вторых, это “мягкое”, явочным порядком, введение шариатских норм и правил поведения во многих городах Европы. В-третьих, это создание пропагандистско-рекрутинговых центров, которые занимаются вербовкой не только боевиков, но и гражданских специалистов для “Исламского государства”. При этом всё больший масштаб приобретает пропагандистская работа, ставящая целью переселение в ИГ целых семей с детьми. В-четвертых, в “мягких” рамках “гуманитарного джихада” в специальных школах и центрах ведется подготовка “львят Халифата” в возрасте от 5 до 14 лет, численность которых только в иракском Мосуле, контролируемом ИГ, достигает 4 тысяч. И, наконец, в-пятых, это использование миграционного кризиса в Европе для отвлечения европейских сил и ресурсов от борьбы с ИГ[77].