Мятежная клетка. Рак, эволюция и новая наука о жизни

Не думаю, что есть какой-то типовой образ того, как человек с неизлечимой формой рака должен выглядеть или вести себя, но Криспиан кажется таким благополучным и полным жизни, что трудно представить, как его тело постепенно захватывают «эгоистичные» клетки. Главная перемена, бросившаяся мне в глаза, – это изменение цвета его волос и бороды с каштанового на шокирующе белый всего за год. Он продолжает носить твидовые костюмы-тройки даже в разгар лета и покупает любой альбом Pink Floyd, попадающий ему в руки. Если я научусь относиться к жизненным невзгодам хотя бы с небольшой толикой того позитива, стойкости и юмора, которые демонстрирует он в последние несколько лет, то я буду поистине счастлива.

«В то время, когда мне сообщили, что опухоль распространилась и стала неоперабельной, моя дочь Инди была на первом курсе университета, и до окончания учебы ей оставалось два года, – говорит он. – Врачи сказали, что у меня только восемь месяцев, и я подумал: "По-видимому, я не доживу до этого", но вместе с тем это было не так уж и далеко – можно было задаться целью дотянуть до выпускного».

Он не только смог увидеть, как Инди заканчивает учебу с отличием, но и чувствует уверенность в том, что доживет до 2020 года, когда его младший сын Питер должен будет получить степень. И, по моему мнению, шансы на это достаточно высоки.

Помимо стремления остаться в живых до выпускных церемоний своих детей, Криспиан задался еще одной целью: пережить своего престарелого лабрадора Уилберта. Земной путь пса завершился в октябре 2018 года, и теперь он похоронен в саду очаровательного загородного коттеджа, где Криспиан живет со своей женой Тори. В момент написания этой книги он чувствует себя хорошо и с удовольствием проводит время, играя со сменившим Уилберта черным лабрадором по кличке Стэнли.

Однако есть и не столь хорошие новости. Сканирование, проведенное летом 2019 года, показало, что во фронтальной зоне мозга Криспиана растет опухоль. Хотя препараты, которые он принимает сейчас, сдерживают развитие рака от шеи и ниже, они не способны преодолеть барьер между мозгом и кровотоком – в отличие от скрытых раковых клеток, которым это вполне по силам. Конечно, это большое разочарование, хотя необходимость сдать ключи от любимого Porsche нервирует Криспиана больше, чем перспектива прохождения лучевой терапии.

Игра «Ударь крота» больше не годится

К тому моменту, когда присутствие рака становится настолько бесспорным, что назначается современная диагностика, опухоль уже содержит от миллиона до триллиона клеток, каждая из которых, вероятно, имеет десятки тысяч генетических мутаций и изменений. Это сложная экосистема, заполненная различными видами клеток, живущими и умирающими в различных микросредах, – одни привыкли к удушающему токсичному болоту, другие предпочитают более приятные условия.

Болезнь каждого человека – что-то вроде особой снежинки, неповторимой из-за изначальной генетической структуры и сформировавших ее эволюционных процессов. Как только она начинает выходить за определенные границы, сопротивление и рецидив становятся практически неизбежными. Обязательно найдутся клетки, которые выдержат все, что есть в нашем медицинском арсенале. Причем ирония заключается в том, что чем более прицельным и специфичным будет лекарство, тем легче раку обойти его.

Удивительная жизнестойкость Криспиана – итог целого столетия исследований. Это история успеха, которая согревает сердца благотворителей и пополняет кошельки фармацевтических компаний. Однако одновременно это и классическая иллюстрация той биологической игры «ударь крота»[57], в какую превратилась современная онкология: попробуйте лечение, подождите, пока оно перестанет работать, попробуйте другое. Прополоскать и повторить, пока варианты не закончатся. А это обязательно произойдет рано или поздно, в зависимости от типа опухоли и доступных методов лечения.

В основе современного лечения рака лежит концепция прецизионной онкологии. Первоначально это означало использование лекарств, которые нацелены на уничтожение определенных дефектных молекул в раковых клетках, подобных препарату «Гливек» от лейкоза, вызванного «филадельфийской» хромосомой, или препарату «Герцептин» (трастузумаб), который атакует клетки рака молочной железы, содержащие дополнительные копии ракового драйвера под названием HER2. Разумеется, применению этих лекарств сопутствуют диагностические тесты, которые определяют, подходят ли они пациенту.

Предложенное выше определение иногда расширяется, включая любую таргетную терапию, разработанную для блокирования специфических сигналов, которые генерируются раковыми клетками. Именно из этого ряда действующие вещества препаратов Криспиана, пазопаниб и кабозантиниб, – и то и другое ингибиторы киназы, подавляющие несколько различных сигналов воспроизведения в раковых клетках. Иногда их называют «умными» лекарствами, противопоставляя «глупой» традиционной химиотерапии.