Мятежница

Йен не замечал ее, занятый сборами, но, услышав голос жены, поднял голову и прищурился. Он ничего не сказал в ответ и продолжил застегивать рубашку. Аманда встревожилась, но ведь муж и раньше проявлял подобную холодность, поэтому пока не стоит паниковать. Главное, он сделал шаг, а дальше все в ее руках.

— Ты куда-то собрался?

— Да, — сухо и не сразу отозвался он. — Возвращаюсь в Корк. Мы договорились встретиться там с Патриком.

— Надеюсь, ты не собираешься отправиться на войну? — встревожилась Аманда.

Йен наконец соизволил удостоить ее прямым взглядом.

— Во-первых, моя дорогая, хватит изображать из себя заботливую женушку, — язвительно бросил он. — Будто тебя и вправду волнует моя судьба. Думаю, ты до потолка от радости будешь прыгать, если меня лишит жизни какой-нибудь сиу.

А во-вторых, я, и только я, решаю, куда и когда мне отправиться, и не собираюсь перед тобой отчитываться.

Он перевел взгляд на смятую постель.

— Если ты думаешь, что случившееся этой ночью позволяет взять надо мной верх, ты горько ошибаешься. Ты сегодня всего лишь выполнила одну из своих супружеских обязанностей. Хотя, признаюсь, весьма профессионально. Уж не знаю, молодой ли Уилбург посвятил тебя в тонкости любви, но ты совершенствуешь себя с каждым днем.

Аманда вся сжалась, будто получила удар в грудь. Она еле сдержалась, чтобы не заплакать или не наброситься на мужа с кулаками.

— Но как же…, — с трудом выдавила она.

— Я тебе все сказал. Не надейся, что наши отношения изменятся. Я никогда не пойду на мир с предателем. А теперь я еду в город, чтобы попытаться восстановить свое доброе имя, запятнанное благодаря твоим стараниям.

— Ах ты, мразь!

Девушка больше не могла бороться с собой. Вскочив на кровати и забыв о своей наготе, она бросилась на мужчину и замахнулась рукой, чтобы отвесить ему пощечину. Но Йен ожидал этого и вовремя перехватил ее руку, больно сжав запястье.

— Даже не думай, — процедил он, обжигая жену холодным гневом.

— Будь ты проклят! — взвилась Аманда, снедаемая душевной и физической болью. — Будь проклят день, когда я с тобой познакомилась. Я ненавижу тебя всем сердцем и буду ненавидеть до конца дней своих и даже после смерти.

Улыбка Йена была наполнена злой иронией.

— Я рад, кари Макинтош, что мы все же выяснили наши отношения, и теперь между нами не будет никакой лживой игры. А теперь, если вы позволите, мне нужно удалиться.

И, резко толкнув, он повалил жену на кровать. Аманда упала на матрас, злая, униженная, обнаженная. Волосы рассыпались по плечам, глаза горели ненавистью. Мужчина жадно впитывал эту картину, будто стремясь запомнить ее на всю жизнь, какой-то мазохистской любовью наслаждаясь моментом их последней близости. Он сделал все, как хотел, теперь Аманда никогда его не простит.

— Мне нужны еще сыновья, поэтому я всегда готов к вашим услугам, — с издевкой произнес он, чувствуя, что окончательно ставит точку в их отношениях.

Он развернулся и направился к двери, но на пороге остановился и бросил через плечо:

— И только попробуй сбежать с моим сыном. Я отыщу тебе даже в преисподней, и тогда забудь о существовании ребенка.

Едва за Йеном закрылась дверь, Аманда упала на подушки и громко разрыдалась. Она кляла судьбу, что связала ее с этим чудовищем, молила богов избавить ее от этих мучений и грозилась убить мерзавца собственными руками. Оскорбленная до глубины души, она оплакивала свое поруганное счастье и мечтала лишь об одном — оказаться где угодно, лишь бы подальше от мужа.

Йен, прижавшись головой к двери, с содроганием сердца слушал плач жены и ощущал себя самым последним подлецом на земле. Что ж, он добился, чего хотел. Теперь они с Мэнди — враги до гроба, и уже никто и никогда из них не пойдет на примирение. Так почему же он чувствует в груди такую пустоту, будто там все выжито дотла, как на поле боя?

Глава 22

Ханлей хмуро глядел, как мутная заря медленно поднимается над полем брани. Над полем, где с минуту на минуту развернется самое масштабное и кровопролитное сражение, которое должно положить конец многолетней войне. Войне за правду, свободу и справедливость.

Сегодня решится все — встанет ли его страна с колен и гордо поднимет голову после тысячелетнего террора легиона или опять на долгие столетия погрязнет в тирании и лишениях, неся неподъемное ярмо налогов, наказаний и утрат. Ханлей понимал, что легион камня на камне не оставит от тех, кто выступил против них и так долго держал оборону. Если до войны низшим слоям общества было невероятно худо, то если победят сасенары, маги сотрут сиу с лица земли, а тех, кто выступал на стороне легиона, поработят, как простой люд. Увы, пока лорды, что смотрели на него с того конца поля с довольными, сытыми лицами, не понимают этого. Но когда поймут, будет слишком поздно.