Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)

Но её глаза следят за тетрадью, которую он держит в руке. Как выясняется, любопытство, которое она почувствовала тогда, на завтраке, не умерло, как ей сначала казалось. Потому что оно снова здесь, и она подавляет странное желание выхватить тетрадь у него из рук.

— Эй, Грейнджер. Что, ударилась головой? — Малфой машет свободной рукой перед её лицом.

В последний раз она видела его в свободное от занятий время на Чёрном Озере. Он сделал пробный глоток её Бейлис и не смог спрятать небольшую удивлённую — или заинтересованную — усмешку, проскользнувшую на его лице. А потом он отдал ей термос. Вытер рот. Зачем-то едва заметно кивнул ей, поднялся на ноги и направился обратно в замок.

Ничего не сказав.

Она не может не подумать о том, что сегодня он выглядит хуже, чем обычно. Кожа под его глазами приняла более тёмный оттенок фиолетового, чем раньше, и он просто — он кажется холодным. Он практически излучает холод. На каждом выдохе из его рта вырывается пар, больше, чем у неё, его губы голубые, и его нос не более чем бледно-розовый.

Он отвлекает её от её мыслей, опускаясь на корточки — сжимая письмо, о котором она уже забыла, своими бледными пальцами. Пару секунд она не делает ничего, смотрит, как он ломает печать и разворачивает его. Но затем, по мере того, как его глаза скользят вдоль строк взад и вперёд, она приходит в себя.

Выдернув письмо у Малфоя из рук, она вскакивает на ноги.

— Ты не можешь просто читать чужие письма, Малфой, — она смахивает с одежды совиные перья. — это грубо.

— Не знал, что у тебя такой плохой почерк, — ухмыляется он. — это неожиданно. Значит, будешь стажироваться у мадам Помфри?

— Какая тебе разница?

Каждый раз, когда они разговаривают, она обнаруживает, что он заставляет её отчаянно защищаться. Она чувствует, что ей нужно спрятать всё, что только возможно. Спрятать все секреты и неприятные истины, потому что иначе он найдёт их и использует против неё. Каждый раз, когда они разговаривают, это похоже на битву.

Вот их тактика.

Промах.

— Никакой, — говорит он.

Смена цели.

— Что ты таскаешь с собой? — Гермиона скрещивает руки на груди. Задирает нос. — Я не знала, что фиолетовый — твой любимый цвет.

Защита.

— Он не любимый, Грейнджер. Я не выбирал его, — издёвка в его голосе внезапно растворяется. Исчезает.

Идиотское, бесполезное, отвратительное любопытство.

— Тогда кто это сделал?

Больше защиты.

— Это не твоё дело, Грейнджер.

Запугивание.

— Просто позволь мне.., — она шокирована своей собственной смелостью, но она тянется к тетради, и её пальцы едва касаются её фиолетового угла.

Атака.

Рука Малфоя сжимает её руку так сильно, что на мгновение у неё всё белеет перед глазами. У неё в ушах звенит. Её голова кружится. И она едва слышит свой собственный крик. Потому что приходит боль. Невероятно сильная жгучая боль пронзает её руку, начиная со шрама, который он сжимает пальцами. Гораздо более сильная боль, чем все последние месяцы. Мучительная. Она чувствует, что у неё дрожат колени. Думает, что её ноги могут отказать.

А затем Малфой отпускает её.

И через несколько секунд зрение возвращается к ней — белый туман перед глазами постепенно растворяется.

Она отступает назад, прочь от него, прижимая руку к груди. Шрамы раскрылись, и она чувствует горячую кровь, просачивающуюся сквозь её рукав. Её глаза наполняются слезами, и она поднимает взгляд. Пытается разглядеть лицо Малфоя.

И он потрясён. Потрясён, кажется, до немоты. Пока не —

— Грейнджер…

Злость исчезла с его лица, оставив после себя только какое-то смущение.

— Грейнджер… Я.., — он делает шаг ей навстречу.

— Не смей, — огрызается она. Её голос полон злости, полон яда. — Не смей, чёрт возьми, никогда больше меня трогать.

— Грейнджер, я не знал…

— Никогда, — шипит она.

Но она знает. Даже когда она разворачивается на каблуках и уносится вниз по лестнице, прочь из совятни. Даже когда она врывается в общежитие, пугая ещё сонную Парвати, и горячие слёзы текут по её щекам. Даже когда она сует свою руку под холодную воду в уборной и лихорадочно смывает кровь, Гермиона знает, что она слишком остро реагирует.

Она спровоцировала испуганное животное. И оно укусило её. Вот и всё.

Тем не менее, было приятно кричать на него. Честно. Словно она за пару секунд выпустила всю боль и смущение, которые поднялись внутри неё, когда он схватил её за руку. Это было почти так же приятно, как тот удар на третьем курсе.

Она выключает воду. Смотрит на кровоточащие царапины на внутренней стороне её предплечья и начинает осторожно обводить их кончиком пальца.

ГРЯЗ…

Это должно быть что-то либо очень важное, либо очень личное — то, что он хранит в этом дневнике.

Но совятня — очень необычное место для подобного, думает она. Там пахнет грязью, а совы шумные и беспокойные. Там даже нет чистого места, чтобы посидеть. Чтобы подумать. Зачем ему туда идти?

Хотя, конечно, если он хотел спрятаться от всех, то он выбрал очень хорошее место. Правда, она нашла его. Она нашла.

…НО…

В тот день на Озере…