Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)

Она, не раздумывая, тянется к своей палочке, направляет её прямо между его глаз.

— Мне стоило бы проклясть тебя до беспамятства.

Это. Это первое, что она говорит ему, ёбаный в рот.

Драко не сдвигается ни на дюйм, медленно переводит взгляд серых глаз с её лица на кончик её палочки, а затем обратно.

Он молчит.

И теперь она просто не может остановиться.

— Ты — ты принял решение, на которое не имел права. Когда я не могла возразить. Не могла высказаться. Ты забрал это у меня, и ты—

Он открывает рот.

— Помолчи. Помолчи. Дай мне высказаться, — она взмахивает палочкой перед его лицом, её голос звучит всё громче и выше. — Я — я ждала тебя. Два года. Два ёбаных года. Я оставалась в Лондоне, чтобы ты смог меня найти, и ждала, пока ты поймёшь, какую, блять, колоссальную ошибку ты совершил. Пока ты вернёшься и — и примешь это. Исправишь это.

— Гермиона—

— Тео пришлось принять это. Мне пришлось принять это. Блейзу, Гарри, Джинни, Невиллу и Рону. Каждый день нам приходится принимать это. Но тебе? Нет. А потом я — я нахожу тебя здесь, и ты выглядишь… — её голос срывается. — Выглядишь вот так. Тебе хватает, блять, наглости выглядеть таким — таким здоровым, и живым, и —

— Гермиона—

— Заткнись, — огрызается она, и её голос снова срывается. Это не должно было пройти так. — Я не могу — я не могу поверить, что ты—

— Хочешь войти?

— Нет—

Он звучит мягче, чем она ожидала, даже когда резко обрывает её.

— Давай зайдём в дом, Гермиона.

И он отступает в сторону.

— Я — я не хочу, — бормочет она несмотря на то, что её рука, держащая палочку, подрагивает и она делает шаг к нему.

Он просто распахивает дверь шире.

Её сердце болезненно пульсирует. Её потрясает мысль о том, что, возможно, она каким-то образом — всё это время — приносила только вред и что, переступив этот порог, она может разрушить то хрупкое счастье, которое ему удалось построить.

Но смотреть на него — это всё равно что нанести мазь на болезненный ожог. На тот, что гноился слишком долго. Она очень давно не чувствовала такого облегчения.

У неё, на самом деле, нет выбора.

Она осторожно опускает палочку, убирает её, робко и неуверенно следует за ним в дом и закрывает за собой дверь.

Внутри всё ещё скромнее. Заметно более практично и минималистично, чем она себе представляла. Небольшой загородный коттедж, относительно чистый — с покоцанными потолком и полом.

Она молча идёт за ним на кухню.

— Я собирался поставить чайник, — спокойно проговаривает он, не поворачиваясь к ней.

— Хорошо.

— Если ты хочешь—

— Хорошо.

— Хорошо.

Она смотрит, как он набирает воду в чайник, почему-то очарованная тем, как он выглядит, выполняя такую простую задачу. Его руки — эти ёбаные руки — испачканы в земле, грязь под его ногтями выглядит так неуместно; он выглядит слишком человечно.

Она пытается скрыть то, как невольно вздыхает, когда он чиркает спичкой, чтобы зажечь огонь; она следит взглядом за его ртом, когда он задувает её.

Закончив, он снова поворачивается к ней, и она отводит взгляд.

— Ты выглядишь… — она шмыгает носом и торопливо вытирает его, обнимает себя за плечи. — ты выглядишь удивительно спокойным для всего, что происходит.

Драко меняет позу. Осторожно прислоняется спиной к кухонному столу и выдыхает тихо, едва слышно:

— Я не спокоен. Я вообще не спокоен.

Это в какой-то степени приятно слышать.

— Ну, ты кажешься—

— Я не спокоен.

Она поднимает глаза и встречает его взгляд. Ей трудно сдержать желание коснуться его. Сделать шаг вперёд и скользнуть ладонями по его щекам, почувствовать их тепло. Провести пальцами по его губам, чтобы проверить, такие ли они мягкие, как раньше.

Она чувствует, как краснеет.

— Как ты меня нашла? — спрашивает он наконец, сохраняя сдержанное выражение лица.

Она качает головой.

— Это неважно.

Наступает напряжённая тишина, и она добавляет:

— Но ты не особо облегчил мне задачу, если тебе интересно.

— Я знаю.

— Ты не знаешь.

Он вскидывает бровь — это единственный его жест, который она может прочесть.

— Не хочешь снова поугрожать мне? Я знаю, что тебе всегда становится лучше—

— Не смейся, блять, надо мной, — выплёвывает она, напрягаясь и прищуриваясь.

Дальше всё развивается достаточно быстро.

— Следи за выражениями, Грейнджер.

— О, теперь я снова Грейнджер, да, Малфой?

— Когда ведёшь себя так, то да.

— Ты не можешь говорить мне, как себя вести, после всего, через что ты заставил меня пройти—

— Ты вообще читала это письмо? Дело было не только в тебе—

— Нет. Нет. Дело во мне! Не говори, что дело не во мне. Дело в нас обоих! Дело в том, что ты забрал у меня контроль!

Их голоса повышаются — отражаются от каменных стен коттеджа.

— Ты хочешь поговорить о контроле? У меня никогда не было контроля. Ни разу за всю мою ёбаную жизнь! — он делает шаг к ней, и его маска трескается — он дышит гневом и жизнью.

— Так это твой способ получить его? — она тоже делает шаг ему навстречу, кричит ему в лицо; неожиданно снова вспоминает, каково это — когда он вот так вот возвышается над ней. — наказывая меня?

— Это не было, блять, наказанием!

— А как бы ты это назвал? То, как ты оставил меня? Бросил меня на два ёбаных года? Я проснулась в больнице одна—