Мятные Конфеты / Боевые Шрамы (СИ)

И она неожиданно для себя тянется к пряжке его ремня. Малфой вырывает палочку из своего кармана, пока она пытается что-то сделать, и она видит, как дрожит его рука. Можно порадоваться тому, что происходящее оказывает на него такое же влияние, как и на неё.

Он накладывает противозачаточное заклинание, и пару секунд её голый живот светится розовым. Свет отражается от его глаз, когда он смотрит на неё с неуверенностью во взгляде.

— Это мой выбор, — твёрдо повторяет она, прежде чем он успевает сказать хоть что-то.

Он с тяжёлым вздохом бросает палочку на пол, зацепляет большими пальцами её пояс и срывает с неё шорты вместе с бельём — бросает их куда-то. Он так же быстро стягивает с себя рубашку и брюки, и, к её удивлению, она слишком смущена, чтобы смотреть. Не сводит взгляда с его глаз.

Малфой нависает над ней — медленно, чувственно. Какой-то частью своего мозга она осознаёт, что он хорош в этом. Наверное, практиковался. Думать об этом почти больно.

Но как только она чувствует его у своего входа, он останавливается. Касается её носа своим, прикрыв глаза.

— Как я могу тебе доверять? — шепчет он. — Как я могу быть уверенным в том, что ты не пожалеешь об этом?

Её сердце сжимается. И это чертовски тяжело, но она говорит ему правду.

— Ты не можешь.

Он выдыхает. Короткий, рассерженный выдох.

А потом он толкается внутрь.

Белая горячая боль пронзает её живот. Слёзы скапливаются в уголках её глаз. Она тихо вскрикивает, сжимая в кулаках мятые простыни.

Он не нежен. Он пытается сделать ей больно. Он толкается в неё со злостью. Рассерженно. В том, что он делает — годы боли и злости, и ему плевать на её неопытность, и слёзы катятся по её щекам, когда она видит его лицо. Видит его нахмуренные брови и плотно сжатые глаза. Видит боль. Всю её.

Она всхлипывает.

— Нет.

Его болезненный ритм останавливается. Он медленно, неуверенно открывает глаза, оставаясь внутри неё, и сначала она не может думать ни о чём, кроме боли.

— Что? — спрашивает он тихо, холодно — делает вид, что не знает, что он делает.

Это пробуждает её собственную злость. Заставляет её почувствовать уверенность, и она подаётся ближе, чтобы сжать в руке его волосы.

— Нет, — резко повторяет она, дёргая за них. — Я не позволю тебе это сделать. Я не позволю тебе специально испортить это. Ты не сможешь заставить меня пожалеть об этом. Ты не сможешь.

— Я…

— Заткнись, — огрызается она и целует его, чтобы заставить замолчать. Сначала этот поцелуй полон ярости. Но она заставляет его стать мягче. Заставляет его челюсть разжаться, нежно скользнув языком вдоль его нижней губы. Прикусывает её.

— Не делай этого, — шепчет она. — Потому что это? — и она напрягает мышцы живота — сжимается вокруг него. Он тихо шипит, и его отрезвевшие глаза находят её. — Я хочу этого. С тобой.

Что-то ломается в его взгляде. Падают какие-то стены.

И наблюдать за тем, как они рушатся, так же интимно, как и то, как связаны их тела.

— Сделай это правильно, — требует она. — я знаю, что ты можешь.

Он ничего не говорит. Его глаза говорят за него, эмоции в них сменяют друг друга, когда он смотрит на неё, более потерянный и более отчаявшийся, чем она когда-либо видела его.

— Покажи мне.

Его рот сталкивается с её — обрушивается на её. Его мышцы расслабляются, когда он глубоко и голодно целует её, и он растворяется в ней так, как ещё никогда не позволял себе. Уязвимо.

Он начинает двигаться. Медленно. Ловко.

Он прижимает свои бёдра к её — толкается внутрь и наружу, внутрь и наружу, и боль растворяется. Вместо неё внутри начинает гореть что-то новое. Напряжение. Единственное знакомое ей напряжение, которое ощущается так невероятно, необъяснимо хорошо.

Лучше, чем хорошо.

Но эти звуки, которые он издаёт — тихие стоны и сбившееся дыхание, то, как он целует её — лениво спутывая их языки и вздохи, то, как его рука прижимает её ладонь к простыням. Именно это начинает опрокидывать эту башню ощущений, накопившихся внутри неё — и та колеблется, готовая упасть.

— Малфой, — выдыхает она, свободной рукой сжимая его волосы, притягивая его ближе.

Внезапно он с силой толкается в неё, заставляя её ахнуть, и её глаза тут же распахиваются.

— Это не моё имя, — рычит он. Он снова толкается внутрь — сильно, глубоко. Это потрясающе, и при этом не так больно, как сначала. — назови моё ёбаное имя.

Её губы сжимаются. Она не знает, почему. Бесконечно малая её часть пока не хочет полностью поддаваться ему.

Малфой снова рычит и запускает руки ей за спину. Дёргает её наверх, откидываясь назад и удерживая её на коленях. Трение в два раза сильнее под таким углом, и пару секунд она видит белые пятна. Теряет свою концентрацию, когда он врезается в неё.

— Назови его.

Она качает головой, запрокидывает её, её глаза закрыты. Эта башня внутри неё опасно покачивается.

Малфой сжимает её кудри в кулаке и прижимает свой лоб к её.

— Пожалуйста… пожалуйста, назови его.

Внутрь и наружу, внутрь и наружу…

— Нет, — слабо шепчет она.

— Пожалуйста. — он кусает её губу. — назови его. Назови его, пожалуйста.

Она может только тихо хныкать.