Мидавиада

– Нет, братец, не судьба нам с тобой по полям скакать! И не смотри так жалобно! На то не моя воля. У тебя своя хозяйка есть, ей и решать.

Жеребёнок будто обиделся, аж морду отворотил. А тут корабль, как назло, качать стало. Вода вся и расплескалась.

Убрала Заноза ведро:

– Я тебя, братец, потом ещё попою. Только уж ты смотри: стой смирненько.

Жеребёнок и не думал слушаться. То ли качки испугался, то ли ещё чего, а только стал он вдруг пятиться, будто очумелый. Всполошилась Заноза:

– Нет уж, родненький! Бегать тут нельзя! Ну-ка стань на место!

Жеребёнок – ни в какую. Как ни просила Заноза, как ни грозилась его снова в ящик закрыть, а толку нет.

Пришлось его другими ящиками огородить. Авось не перескочит.

Успокоилась Заноза:

Стой теперь, да уж не скучай. Скоро я тебя опять навещу.

И уж было собралась уходить, как вдруг слышит за спиной жалобный голосок:

– Стойте!

Обернулась Заноза. Смотрит на жеребёнка, ушам не верит. Никогда прежде с ней животина не разговаривала. Был, правда, в деревне случай… Дурачок один, как бражки наклюкается, так и давай рассказывать, будто у него собака поёт священные песнопения. Потом, правда, выяснилось, что это компания местных оболтусов порезвилась. И чего удумали-то? Сели под плетнём и давай песни орать, подвывая по-собачьи. Ух, и выдрали их за то! На всю деревню ор стоял.

А чтобы лошади разговаривали, такого и вовсе никто не слыхивал.

Огляделась Заноза: нет никого. Жеребёнок опять:

– Помогите!

У Занозы от удивления сперва язык к нёбу присох. А уж когда отлип, она тут прямо и потребовала:

– Не ори, бестолковый! Нешто тебя режут?! Ну, штормит маленько… Подумаешь!

Жеребёнок стоит, смотрит, а что у него на уме – не поймёшь. Постоял так, глазёнками похлопал и опять за своё:

– Помогите! Помогите!

А потом и вовсе какую-то чушь понёс, ни слова не разобрать.

Только тогда Заноза сообразила, что никакой это не жеребёнок. Звук-то из дальнего угла шёл. Там как раз огромный ящик стоял, вроде того, в котором жеребёнка привезли. Из этого-то ящика её и звали.

Подошла Заноза поближе, пригляделась. Так и есть. В ящике – дырочки, будто внутри кого живого везут. А кого, скажите на милость?

Постучала Заноза аккуратненько:

– Эй! Вы там что ли?

Ей в ответ:

– Выпустите! Помогите!

Ага, разбежались! Заноза-то была не дурочка, абы кого выпускать.

– Что вы там делаете? – спрашивает. – Как в ящик попали?

Невидимка вдруг засипел, закашлялся:

– Нас держать! Идти нельзя!

И говорит-то странно, с присвистом. Заноза ещё пуще удивилась:

– Это ещё почему? Кто ж вас держит-то?

Спрашивает, а сама всё пытается понять, кто в ящике сидит. Голос не то женский, не то просто сиплый – не разберёшь. Внутрь бы заглянуть, да ничего не видно. А пленник притих, как назло. То ли испугался чего, то ли говорить не может.

Осмотрела Заноза ящик со всех сторон. Здоровенный. В таком не одного – десятерых перевезёшь. Кто ж его сюда приволок?

Подумала и тотчас смякитила: ящик-то на месте сколотили. Вон и гвозди по полу рассыпаны. Стало быть, торопились, коли даже гвозди не собрали.

Тут уж она совсем соображать перестала. Глядь – а из щёлочки на неё чёрный глаз смотрит. Посмотрел-посмотрел да и пропал. Рассердилась Заноза:

– Ты чего мне голову морочишь?! Назвался груздем, так уж полезай, куда следует! Говори: кто тебя в ящик запер?!

Думала, всё и откроется, да не тут-то было. Невидимка больше ни гугу. Даже дышать перестал.

Заноза подождала ещё маленько да и говорит:

– Ну, и шут с тобой! Упрашивать не стану. Сиди, где сидишь, дурачок!

Хотела уйти восвояси, а только сиделец опять голосить стал:

– Вода! Вода!

Хмыкнула Заноза:

– Ясен пень, "вода"! Чай не по пустыне идём, а по морю.

А дурень ей:

– Пить! Пить!

Получилась вроде как "фить-фить", но разобрать можно.

Огляделась Заноза. Воды-то в ведре полно, да никакой крынки нет. Пришлось наверх тащиться. А, когда вернулась, да на ящик поглядела, тут и сообразила, что всё без толку.

– Как же я тебе пить дам?! Видать, в дырочку не залью.

Тут видит: откуда-то снизу ступня тянется. Длиннопалая, коричневая. Ошалела Заноза от неожиданности, сунула под ногу крынку с водой. Та и пропала. Правда, ненадолго. В скором времени ступня опять высунулась и крынку вытолкнула.

Ни тебе "спасибо", ни "пожалуйста".

Тут кто-то как гаркнет:

– Что ты потеряла, сестрёнка?!

Смотрит Заноза: спускается в трюм здоровенный рябой матрос. Не то Доком звать, не то Даком. Тащит на плече мешок и ухмыляется кривенько.

Тут и сообразила она каким-то неведомым умом, что правду говорить не след. Крынку осторожно ногой подвинула. Отвечает:

– Коника попоить пришла. Да вот залюбовалась.

Поглядел матрос, осклабился. А у самого зубы кривые, чёрные. Срам, а не зубы.

– Добрый конь будет. Можно за такого хороших деньжат срубить.

И сверлит её глазами, будто сожрать хочет.

Решила Заноза поганца на место поставить:

– Лошадь эта принадлежит одной даме… За одно то, что её имя без должного почтения назовёшь, могут и голову оторвать. А уж лошадь… Ежели кто её украсть вздумает…

Хрюкнул матрос:

– Нешто четвертуют?

– Если бы! На восемь частей разделают. А то и на все двенадцать.

– Ну? Видно, знатная бабёнка?