Midnight in Moscow

Во всех энергичных дебатах, в которых я участвовал, никогда не было простого ответа на вопрос о том, следует ли совершить сделку. После того как все аргументы были приведены, вопрос был представлен президенту для принятия решения. Он решил доставить Рида домой и отпустить Ярошенко к русским. Логистика физической передачи, которая должна была состояться в среду, 27 апреля, в Турции, не предполагала участия посольства в Москве. Сделка заключалась в том, что русские должны были доставить Рида в Анкару, где Соединенные Штаты представят Ярошенко для обмена.

Вечером в понедельник, 25 апреля, я только что закончил ужин в своем городском доме, когда мне позвонил один из моих коллег по посольству и попросил вернуться в офис, потому что звонит офицер ФСБ из ИК-12 и хочет поговорить со мной. Я знал, что это должно быть связано с Ридом, но понятия не имел, зачем ФСБ звонит мне. Когда я поговорил с офицером, он сказал, что Рид отказывается подписать документ, необходимый для его освобождения, и что если он будет продолжать отказываться, то обмена пленными не будет.

Я спросил, что это за документ, и сотрудник ФСБ сказал, что это признание того, что Рид совершил преступление, за которое был осужден, - по сути, явка с повинной или признание вины. Я заметил, что с момента ареста Рид постоянно отказывался признать свою вину или подписать признание. Я спросил, сказал ли кто-нибудь Риду, почему его просят подписать этот документ сегодня вечером, и получил отрицательный ответ. Невероятно, - сказал я, - вы не сказали ему, что он должен подписать документ сейчас, чтобы выйти на свободу через два дня? Сотрудник ФСБ снова ответил отрицательно. Я сказал ему, что это бесполезно и не приведет к сделке, которой хотели и его президент, и мой президент. Офицер ФСБ спросил меня, буду ли я разговаривать с Ридом, и я согласился. Он попросил меня подождать, пока меня соединят.

Когда Рид вышел на связь, я спросил, знает ли он, что происходит. Тревор ответил, что нет. Русские без объяснения причин представили ему еще один проект признания, который он всегда отказывался подписывать. Я сказал ему, что они просят его сделать это сейчас, потому что была заключена сделка по его освобождению, которая должна была состояться менее чем через два дня. Он был совершенно не в курсе. Я сказал, что русские ставят его подпись под признанием условием освобождения. Он спросил меня, почему они не сказали ему об этом, и у меня не было ответа. Мы поговорили о том, получат ли русские его подпись под документом, а затем откажутся от сделки. Я сказал ему, что это крайне маловероятно и что, если он подпишет документ, его почти наверняка освободят. Рид сказал, что в этом случае он так и поступит. Он поблагодарил меня, а я пожелал ему удачи и счастливого пути.

После того как Рид подписал контракт, сотрудники ФСБ вывезли его из ИК-12 в Москву, где он находился до тех пор, пока в среду утром его не посадили на самолет в Турцию под охраной ФСБ. В Анкаре мой друг Роджер Карстенс, специальный представитель президента по делам заложников, встретил Рида на асфальте и привез его домой, на свободу в Соединенные Штаты. Это был прекрасный момент радости и облегчения для всей семьи Рида.

Я был рад за них, но меня продолжали мучить два вопроса. Во-первых, я сказал сотрудникам посольства США, что сейчас для нас еще важнее сосредоточиться на Поле Уилане и добиваться его надлежащего лечения до освобождения. Для него и его семьи было тяжелым ударом услышать новость о том, что Тревор Рид был освобожден, в то время как он оставался запертым в IK-17. Я хотел убедиться, что мы сделали все возможное, чтобы поддержать Уилана и его семью, включая его престарелых родителей в Мичигане. Нелегко было вынести то, чему их подвергало российское правительство, и мы должны были не успокоиться, пока Пол тоже не вернется домой.

Во-вторых, преодоление последнего препятствия на пути к освобождению Тревора Рида стало последним подтверждением моей мантры, которую я повторяю уже более двух лет: с русскими никогда ничего не бывает просто. Это была не шутка или остроумное наблюдение, это было Евангелие. С ними никогда не было легко, даже когда мы оба хотели одного и того же, например продления нового договора СНВ или освобождения Рида. Эта идея должна была быть заложена в план всего, что мы с ними делали. У морских котиков есть знаменитое выражение: "Единственный легкий день был вчера". Для американских дипломатов в Москве легких дней не было.

ГЛАВА 14

ДВЕ ПОХОРОНЫ