Midnight in Moscow

За несколько недель до операции я отвезла Грейс на все медицинские приемы, а рано утром 28 июля отвезла ее в Мемориальную больницу Сибли в Вашингтоне на осмотр в хирургическое отделение. Я ждал отчета хирурга об операции, которая заняла более четырех часов. Заключение было положительным, но это была серьезная операция, и Грейс проведет в больнице пять дней. Я остался с ней в палате, и, как это было типично для Грейс, она поправилась быстрее, чем ожидали врачи. Ей было больно, но она старалась встать с постели, как только могла. Я была там в качестве ее помощницы. Когда она попросила кофе, я принесла ее любимую марку Starbucks (хотя это и задело мою гордость). Я не удивился, когда ее выписали из больницы на день раньше, 1 августа.

Я купил Грейс инвалидное кресло и подготовил наш дом к ее выздоровлению. Уже через несколько дней она разговаривала по телефону со своими клиентами и коллегами из King & Spalding, большинство из которых не знали, что она восстанавливается после операции по удалению раковой опухоли. Я возил ее на все последующие визиты к врачу. Она чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы настоять на том, чтобы я оставил ее и поехал на закрытие сделки по продаже нашего дома в Вестпорте 8 августа. Я отправился в Коннектикут и вернулся обратно на поезде в тот же день. Покупка дома давала нам возможность с нетерпением ждать чего-то, что можно было планировать. Кроме того, нам было о чем поговорить и что наверстать.

Мы обсудили мою работу в качестве посла. Я сказал, что закончил, потому что теперь у меня есть постоянная работа, и это помощь ей. Я сообщил об этом секретарю, который проинформировал президента. Я был рад, но не удивлен тем, что все в правительстве США были чрезвычайно любезны и понимали изменившиеся обстоятельства моей жизни, которые требовали этого шага, несмотря на продолжающуюся войну в Украине. Я сказал своим коллегам по департаменту и посольству, что, если смогу, вернусь в Москву на короткое время, чтобы собрать вещи и завершить дипломатические протоколы, которые обычно сопровождают отъезд аккредитованного посла. Они заверили меня, что было бы хорошо, если бы я мог это сделать, но в этом нет необходимости.

Прошел август, и состояние Грейс стабилизировалось. Мы знали, что у нее опасный рак, и планировали месяцы тяжелой химиотерапии и лучевой терапии, с которыми мы уже сталкивались после рака груди десять лет назад. Несмотря на такие мрачные перспективы, Грейс продолжала работать дома, а 13 августа она сделала замечательную фотографию на заднем дворе нашего дома в Бетесде. Глядя на эту фотографию, невозможно было сказать, через что она недавно прошла. Она была сильна духом и полна решимости восстановить свое здоровье, а я буду постоянно находиться рядом с ней и помогать ей, что придавало реальную цель моей собственной жизни.

Мы договорились, что я как можно скорее уберу свою короткую обратную поездку в Москву с пути и закрою эту главу в нашей жизни. Я планировал уехать в конце августа, после годовщины нашей свадьбы, чтобы собрать наши вещи (включая одежду Грейс, которую она привезла с собой в Москву до пандемии), попрощаться с коллегами по посольству и дипломатической службе и выполнить другие ритуалы, связанные с отъездом посла, включая заключительную встречу с заместителем министра иностранных дел Рябковым в МИД России.

Пока меня не было, наши дети, Джек, Кэти и Тедди, приехали погостить у нее, а также мать и сестра Грейс. В субботу, 27 августа, мы с Грейс и членами нашей семьи устроили ужин в нашем доме, чтобы отметить тридцать четвертую годовщину свадьбы. На следующий день я поцеловал Грейс на прощание и в последний раз прилетел в Москву.

Меня не было дома более двух месяцев, но когда я вернулся в посольство в конце августа, мне показалось, что я никогда не уезжал. Отчасти это было связано с тем, что, находясь дома, я регулярно получал брифинги и продолжал участвовать в принятии решений в посольстве, но также и с тем, что в отношениях между Россией и США ничего существенным образом не изменилось (по крайней мере, в лучшую сторону). А еще потому, что посольство было маленьким замкнутым мирком, в котором легко было заново освоиться. Я вернулся к своей обычной рутине, но теперь мой временной горизонт в Москве измерялся днями, а не месяцами.

Я прибыл в понедельник вечером и отправился в свой офис рано утром во вторник, 30 августа. Я получил подробную информацию о несправедливо задержанных в России американцах, и отчет оказался настолько плохим, насколько я мог себе представить. Пол Уилан - который был арестован в России задолго до моего приезда в качестве посла и, что трагично, все еще находился под стражей, когда я покинул свой пост, - оставался в ИК-17 без каких-либо серьезных перспектив на освобождение. Марк Фогель в июне был приговорен к четырнадцати годам заключения в трудовом лагере, а Бриттни Гринер 4 августа получила девятилетний срок, признав себя виновной в контрабанде наркотиков.