Midnight in Moscow

Со временем эта динамика привела к дипломатическому противостоянию. Например, русским могли понадобиться визы для тридцати прибывающих сотрудников, а Соединенным Штатам - для такого же количества. Если мы отказывались выдать дипломатические визы десяти сотрудникам российской разведки, представленным МИДом в их списке, то они, как правило, отклоняли десять из тридцати наших визовых запросов. Иногда весь пакет из тридцати виз для каждой стороны срывался. Это негативно сказывалось на миссии каждой страны, но русские сохраняли преимущество, потому что вначале у них было больше дипломатов в США и они разрешали им оставаться дольше, чем мы бы разрешили американскому дипломату оставаться в России (в том числе из-за стресса и трудностей). Более того, если Соединенные Штаты отказывались выдавать визы российским шпионам, то русские в ответ отказывали в визах персоналу, который они считали наиболее важным для функционирования американской миссии: например, IT-специалистам, обеспечивающим работу компьютеров и телефонов на дипломатических объектах, или инженерам, обеспечивающим работу лифтов и систем отопления, вентиляции и кондиционирования воздуха.

Хотя мы пострадали больше, русские тоже были расстроены. Я сказал заместителю министра иностранных дел Рябкову, что эта проблема не исчезнет, пока русские не прекратят попытки отправить в Соединенные Штаты такое количество незаявленных сотрудников разведки - в какой-то момент обсуждения я использовал недипломатичное слово "шпионы", чтобы подчеркнуть этот момент. Но я знал, что при президенте Путине этого не произойдет, потому что, как однажды заметил один из моих коллег, именно таких российских "дипломатов" и следует ожидать от страны, возглавляемой бывшим кадровым офицером КГБ.

Чтобы поддерживать работу наших миссий в условиях такого тупика, обеим сторонам приходилось вести подробные и длительные переговоры о небольших визовых сделках (например, обмене двух американских дипломатических виз на две российские), что затрудняло подбор персонала и планирование и увеличивало нагрузку на посольство США, которое я возглавлял. Прибывающие офицеры не знали, когда и получат ли они визы, чтобы занять свои новые должности; некоторым пришлось ждать больше года, прежде чем они смогли переехать в новое место назначения, а другие вообще не смогли уехать. Офицеры, получившие назначение из Москвы, задерживались с отъездом до тех пор, пока их преемники не получали визы. Это была невыносимая ситуация, которая не позволяла вести дипломатическую работу.

Что особенно важно, визы не получали инженеры и технические специалисты, обладающие необходимыми знаниями и допусками для обслуживания наших объектов, включая охраняемые зоны и оборудование посольства. Например, система пожаротушения в канцелярии давно нуждалась в ремонте (водяной насос в подвале был покрыт ржавчиной и требовал замены), но мы не могли получить визы для нужных людей, чтобы выполнить эту работу, и не могли нанять местных рабочих, поскольку это открыло бы российским спецслужбам возможность проникнуть на наши дипломатические объекты. Русские заставляли нас выбирать между нашей безопасностью и безопасностью нашей миссии.

В посольстве, которое и так находилось под пристальным вниманием ФСБ и враждебного российского правительства, визовый тупик стал еще одной проблемой для нашей миссии. Именно поэтому я так сосредоточился на анализе штатного расписания и функционирования посольства и как можно скорее встретился со всеми своими новыми коллегами по прибытии, чтобы узнать их мнение о том, как мы можем сохранить наши объекты, улучшив при этом нашу работу и эффективность. Перед отъездом из Вашингтона я получил от посла Хантсмана и его команды подробные брифинги о работе посольства и двух консульств, но ничто не заменит личной оценки ситуации на месте.