Midnight in Moscow

Кэти ознакомила меня с делами трех американских граждан, которые были арестованы без всяких оснований и заключены в предварительное заключение в Москве: Пола Уилана, Тревора Рида и Майкла Калви. К этому моменту Уилан находился под стражей уже более года по надуманному, но чрезвычайно серьезному обвинению в шпионаже, и я уже поднимал его дело перед заместителем министра иностранных дел Рябковым. Несправедливость его задержания усугублялась тем, как плохо с ним обращались в старой и печально известной Лефортовской тюрьме, которая номинально находилась под юрисдикцией российского министерства юстиции, но использовалась ФСБ для допросов, как и КГБ.

Я настоял на том, чтобы как можно скорее посетить Уилана в Лефортово и провести пресс-конференцию у тюрьмы, чтобы привлечь внимание международной общественности к его тяжелому положению. Ему отказывали в медицинской помощи, доступе к адвокатам и возможности общаться с семьей. Я встретился с Павлом 30 января в маленькой, обшарпанной комнате в Лефортово. Тюрьма, построенная в 1881 году, была холодной, темной, ветхой и унылой, как и полагается печально известному центру допросов КГБ/ФСБ. Это было такое же заброшенное и забытое богом место, как и все, что я когда-либо видел. Кэти Холт сопровождала меня на встречу с Полом, а Ребекка Росс собирала прессу на улице возле тюрьмы.

Мы с Павлом сидели по обе стороны деревянного стола, нас больше ничего не разделяло, но нам не разрешалось пожимать руки или протягивать их через стол. С нами сидел полковник ФСБ и переводчик. Все, что я говорил по-английски, нужно было переводить полковнику, прежде чем Павел мог ответить. Точно так же все, что он говорил мне, приходилось переводить полковнику, прежде чем я мог ответить. Пол был закутан в свитера от холода и выглядел очень бледным. Тем не менее он улыбался и был рад меня видеть. Я пошутил с ним, что в тот день надел зеленый галстук, чтобы выразить солидарность с американцем ирландского происхождения. Пол рассмеялся, и я подумал, что после всего, что ему пришлось пережить, он не в плохой форме.

Я передал сообщения от его семьи, и мы подробно обсудили его дело, а также условия его содержания. Я заверил его, что сделаю все возможное, чтобы он получил необходимую медицинскую помощь и юридическую консультацию, а также почту и телефонные звонки с семьей в Соединенных Штатах. Он, казалось, почувствовал облегчение, узнав, что я внимательно слежу за его делом и буду ревностно защищать его до тех пор, пока ему не разрешат вернуться в Соединенные Штаты. Я мог только представить, какое мужество нужно было иметь, чтобы выжить невиновному человеку в таком чужом и запретном месте. Через два часа мы вынуждены были закончить встречу, и я ушла, чтобы выступить перед большой группой представителей международных СМИ, которых Ребекка собрала у ворот тюрьмы.

Я был несколько удивлен тем, что ФСБ разрешила мне общаться с прессой так близко от тюрьмы. Еще больше меня удивило то, что в центре внимания прессы, похоже, были не невиновность Павла и не ужасные условия его содержания, а вопрос о том, кого Соединенные Штаты готовы обменять на него. Я сказал, что Соединенные Штаты не арестовывают людей - из России или откуда-либо еще - для того, чтобы обменять их. Павел был невиновен, и в предварительном заключении в Лефортово ему отказывали в правах, гарантированных российским и международным законодательством. Вопросы прессы, однако, отражали то, что российское правительство говорило этим представителям СМИ. Я имел дело с системой правосудия, которая была сосредоточена не на виновности или невиновности, а на том, как эта система может быть использована ФСБ и Кремлем для получения преимущества против Соединенных Штатов или другого противника.

Такой подход России нашел отражение в уголовном деле против Тревора Рида, еще одного несправедливо задержанного американца, который был арестован за нападение на двух полицейских в Москве в августе 2019 года. Как и Пол Уилан, Тревор был бывшим морским пехотинцем и был явно невиновен в предъявленных ему обвинениях, что впоследствии было продемонстрировано на суде, где даже председательствующий судья громко смеялся над противоречивыми и явно неправдоподобными показаниями и другими доказательствами, представленными обвинением.