«О, боги! — воскликнул он. — Или я совсем слабосильный, или еще слишком молод и не смогу защитить себя от обидчика. Ну, пусть попытается теперь кто-нибудь другой посильнее меня». Говоря так, он прислонил лук и стрелы к дверному косяку и, возвратившись к женихам, сел на свое место.
Тогда с торжеством поднялся Антиной: «Ну, друзья, давайте теперь попытаемся мы; начинайте подходить по порядку слева направо!» Первым пошел Лейод, бывший у них жрецом и сидевший с самого края около большого чана, в котором мешали вино; подойдя к порогу, он схватил лук, но все попытки натянуть его оказались неудачными.
«Пусть сделает это кто-нибудь другой! — воскликнул он, бессильно опуская свои ослабевшие руки. — Я не могу, да и думаю, что и никто другой здесь не сумеет сделать этого!»
И прислонивши лук к двери, он пошел на свое место. Но Антиной, рассерженный его речью, гневно воскликнул: «Плохое слово вымолвил ты, Лейод; если ты, известный своей слабостью, не мог сделать этого, так это еще не значит, что и все другие не смогут. Разожги огонь, Мелантей, и принеси нам сала из кладовой; мы нагреем лук и намаслим его, чтобы он легче сгибался!»
Мелантей исполнил его приказ, но все оставалось напрасным; как ни старались женихи натянуть лук, он не поддавался их усилиям. Все уже перепробовали свои силы за исключением Антиноя и Эвримаха, которые были сильнее всех остальных.
Как раз в это время случилось так, что свинопас и коровник вышли из дворца. Одиссей, заметив это, сейчас же последовал за ними и, догнав их на дворе, остановил их и сказал: «Могу ли я положиться на вас, друзья мои? Скажите мне, по всей правде, что стали бы делать вы, если бы Одиссей каким-нибудь чудом сейчас явился сюда? Ему или женихам стали бы помогать вы?»
«Клянусь Зевсом Олимпийцем! — воскликнул коровник. — Если бы исполнилось мое желание и господин мой возвратился сюда, то он скоро увидал бы, что может положиться на меня!»
Эвмей со своей стороны также заявил, что он день и ночь молит богов о возвращении Одиссея.
Тогда Одиссей, убедившись в их преданности и верности, воскликнул: «Ну так знайте же, друзья мои, что я — не кто иной, как сам Одиссей! После несказанных страданий возвратился я, наконец, на родину, но и здесь несчастья продолжают преследовать меня. Из всех слуг только вы помните и чтите меня, только на вас могу я положиться в борьбе с врагами, расхищающими мое имущество. Я никогда не забуду вам этого, и счастливая, спокойная жизнь будет вам наградой, если вы поможете мне. А чтобы вы не сомневались в истинности моих слов, я покажу вам знак, по которому вы легко узнаете меня; видите, вот рубец от той раны, которую мне нанес на охоте кабан!» И с этими словами он поднял лохмотья и показал им свой рубец, который оба пастуха сейчас же узнали; со слезами начали они обнимать своего любимого господина, покрывая поцелуями его лицо и плечи. Но Одиссей скоро остановил их, приказав им не подавать вида, что они знают его. «Мы возвратимся сейчас в залу, — добавил он, — так как я хочу попытать свои силы и принять участие в состязании. Если же женихи не позволят мне этого, то ты, Эвмей, не обращая на них внимания, бери лук и принеси его мне, а затем отправься к женщинам и прикажи им плотно запереть дверь во внутренние комнаты. И пусть они мирно сидят там за своей работой, пока мы не позовем их. Ты же, мой верный Филотий, отправься к воротам и запри их, крепко обвязавши веревкой замок!»
Кончив говорить, Одиссей вернулся в залу, и скоро следом за ним пришли туда же и пастухи. Они вошли как раз в ту минуту, когда Эвримах вертел лук перед огнем, стараясь разогреть его. Но все его попытки натянуть тетиву окончились неудачно, и, наконец, он бросил лук и, тяжело вздохнувши, произнес: «Не столько обидно мне то, что я не получу руки Пенелопы, сколько то, что мы все такие бессильные в сравнении с Одиссеем».
Но Антиной возразил ему: «Не говори так, Эвримах! Сегодня праздник в честь Аполлона, а в такой день не подобает натягивать лука; вот почему нас и постигла неудача. Отложим пока состязание; жерди могут постоять здесь в зале, а завтра мы совершим возлияние покровителю стрельбы, Аполлону и с успехом выполним наше дело».
Тогда встал Одиссей. «Правильно твое слово, Антиной! — сказал он. — Отложите состязание до завтра, когда сильнейшему из вас, конечно, удастся одержать победу. Но не позволите ли вы мне попытаться натянуть этот лук. Хочу посмотреть я, осталось ли в моих мышцах хоть немного прежней силы».
«В уме ли ты, бродяга? — гневно воскликнул на эту просьбу Антиной. — Или, может быть, вино помрачило твой разум?! Как могла тебе прийти в голову такая дерзкая мысль?»
Здесь в спор вмешалась Пенелопа. «Антиной, — сказала она тихим голосом, — неужели ты боишься, что странник захочет иметь меня своей женой, если ему удастся натянуть лук? Конечно, он и иметь не может такой надежды».