Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Увы! «Но что самое поразительное, союзники, договариваясь с Советами и поручая им – вероятно, в учете их географической близости к Маньчжоу-го – ликвидацию японской власти на территории этого марионеточного государства, ни на одну минуту не задумались над тем, что там проживают десятки тысяч русских, из которых многие активно боролись с большевиками, а также много молодежи, родившейся вне пределов Советского Союза, и политических эмигрантов, которым по всем обычаям и понятиям международного права следовало заранее обеспечить неприкосновенность и полную безопасность».

«Теперь», – грустно продолжает рассказчица, – «когда так хорошо известно, что творилось у союзников под самым носом и как легко ими было допущено вопиющее беззаконие, выдача Советам эмигрантов, белых казаков и их семей, а также бывших русских подданных, в то время уже граждан других государств, охрана которых была их прямым долгом, – все эти рассуждения кажутся смешными и наивными: что уже говорить о каких-то жалких тысячах никому не нужных людей, когда на расправу Сталину были отданы целые государства… Итак, мы неожиданно оказались в мышеловке».

Неприятно только то, что у автора ни слова не нашлось в защиту других выдаваемых – бывших подсоветских. О сих последних она вообще отзывается холодно и враждебно, даже и не пробуя различать между второю и третьею волнами. В ее глазах, жители СССР, все вкупе, суть некоторый второй сорт. Процитируем фразу, где старая эмиграция отчетливо им всем противопоставляется:

«Мир полон русскими австралийцами, русскими американцами, русскими канадцами и немцами – имя им легион – и все они внесли большой и драгоценный вклад в жизнь стран, где они нашли себе вторую родину, в то время как на их русской родине поднялось уже несколько поколений полуинтеллигентов, людей с узким, провинциальным кругозором, живущих вне мощного потока международной культуры, людей, бессмысленно упершихся в совершенно дискредитированное учение немецкого еврея, учение, претендующее на универсальность, но совершенно не подходившее к русским условиям жизни, и в конце концов позорно обанкротившееся на глазах всего мира!»

Такое голословное суждение вряд ли разумно. Впрочем, оно скорее всего родилось из контактов Рачинской с представителями новейшей эмиграции, с которыми ей вместе пришлось работать на лондонском радио, – а они, очевидно, принадлежали к весьма специальной категории людей.

Не лишены интереса приложенные к книге исторические очерки о Смольном институте и о Китайской Восточной железной дороге (в частности, например, о борьбе русских войск с хунхузами).

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика

«Библиография», 7 июля 1990, № 2083, с. 2.

А. Николаев, «Так это было» (1982, printed in Germany)

Автор – сын священника, расстрелянного большевиками. Казалось бы, ненависть к советской власти должна быть у него в крови. Увы! опыт показывает, что часто происходит иначе; отрицание на почве разума и чувства справедливости прочнее, чем чисто эмоциональное. Как ни странно, Николаев впитал в себя как губка все коммунистические трафареты о судьбах России. Человек ограниченный и мало образованный, он, видимо, находил марксистскую логику неопровержимой, а факты даже и не пытался брать под сомнение.

Прежняя Россия, это для него – тирания жестоких царей, сплошная социальная несправедливость, эксплуатация народа капиталистами; октябрьская революция – выражение справедливого гнева масс… Ужасы коллективизации, чисток, концлагерей, по его схеме, очевидно, суть плод позднейших, более или менее случайных ошибок. Впрочем, он сии пункты читателям не объясняет; вероятно, до конца и не додумывает.

Немудрено, что личное его существование во время войны колебалось как листок, несомый ветром. Случайный плен, лагерь для военнопленных, служба в партизанском отряде… Последнее могло бы удивить; но тут он, в сущности, просто искал, как бы сохранить жизнь.

Захваченный снова в плен русскими антипартизанами, поставленный перед выбором, обратно в лагерь или в строй, он становится бойцом на стороне немцев, в одном из формирований еще до Власова, естественно сочувствующем власовскому движению с самого его начала и рвущемся влиться в будущее РОА.

Более удивительно, что его выдвигают на роль пропагандиста! Истинно, слепой вожатый для прозревающих… Опять же, если вдуматься, – дива нет. Чего немцы больше всего боялись, чего они решительно не хотели (по крайней мере, сознательные гитлеровцы), это – воскрешения подлинной, национальной России. Они колебались между антисталинской оппозицией и керенщиной. Отсюда и подсунутая ими Власову абсурдная программа феврализма. Люди как Николаев были для национал-социалистов сущий клад. И, судя по образцам его разговоров с добровольцами, данным в книге, он их доверие целиком и оправдал.