Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Случай Георгия Зотова был, впрочем, совсем не такой, как у большинства возвращенцев. Его тянуло не примирение с большевизмом или розовые о нем мечты. Просто, так сложились обстоятельства. После войны, вернувшись во Францию из Германии, он оказался в трудном положении, принужденный жить под чужим именем и не находя себе места в жизни. Его жена была русская, вывезенная немцами из СССР на работу, имевшая родственников дома. Все это толкнуло его на шаг, о котором ему потом пришлось так горько пожалеть. И, очевидно, еще жадное любопытство и желание увидеть правду своими глазами. Он сумел ее увидеть ясно, во всем ансамбле; сумел о ней и рассказать…

Самое лучшее в книге, вполне, впрочем, естественное для Зотова, с его чисто русским характером, это его способность видеть все хорошее в людях, никогда не говорить об испорченности или грехах народа и четко различать систему от ее жертв. Еще по дороге в Россию он встречается с советским военным доктором. Жена Зотова родила в пути девочку: из-за этого и состоялось знакомство. Доктор, почти не зная его, с риском для себя, считает долгом его предупредить:

«Я вас вообще не знаю, но вижу, что вы еще молоды и не имеете достаточно житейского опыта. Я вам сейчас кое-что скажу, и надеюсь, что это останется между нами. Вы были в Германии и знаете, что представляла собой гитлеровская диктатура. Ну, вот… представьте себе, что у нас – то же самое. Нисколько не лучше, а в некотором смысле – гораздо хуже. Не делайте глупостей. Еще не поздно… А потом – может стать поздно». Позже офицер, начальник поезда с возвращенцами, узнав, что Зотов везет с собой ребенка, «тихонько присвистнул»:

«Вот это номер… Едет себе такое существо, и не подозревает, куда его папка с мамкой везут».

И, когда завязывается разговор, говорит ему: «Я не хочу вас пугать, но имейте в виду, что вам будет трудно привыкнуть к нашей жизни. У нас совершенно иначе живется… Как бы вам объяснить? Словом, нужно привыкнуть, а привыкнуть – это трудно». Уже в СССР, где он работает в провинции шофером, сослуживец ему советует: «Ты будь осторожнее и знай, что здесь нужно думать только о себе».

Зотов добавляет: «Я поблагодарил за совет и подумал при этом, что все же здесь думают не только о самих себе – вот, хотя бы этот добрый парень». Но что может доброта и сочувствие людей перед лицом власти? Удача Зотова была в том, что он считался французским гражданином и потому смог вернуться во Францию. Однако, ему пришлось расстаться с женой и дочерью, которых из СССР не выпускали.

Жаль, что его книга охватывает только период его пребывания в России, в 1945-46 году. Было бы интересно, если бы он так же объективно и искренне описал свои детство и молодость во Франции и время, проведенное в Германии. Это было бы документом достаточной ценности – как это ни странно, по-русски почти нет таких рассказов о себе русской молодежи, родившейся заграницей, а его встречи с подсоветскими и приключения в Германии могли бы тоже, вероятно, быть ценной темой.

Другое, о чем приходится пожалеть, это – что его история опубликована так поздно, только в 1957 году (в Мюнхене). И еще о том, что книга, изданная ограниченным тиражом, доступна с трудом и немногим, тогда как она, полагаем, интересна для очень широкой читательской массы.

Устареть эта книга – не устарела. Из нее видно, что в сравнении с довоенным периодом жизнь в СССР относительно мало изменилась. Несомненно, не изменилась она намного и за последние годы. Дли серьезной перемены нужна ликвидация советской власти и установленного ею режима, сущность которых Зотов так хорошо схватил.

«Возрождение» (Париж), рубрика «Среди книг и журналов», февраль 1958, № 74, с. 129–131.

Вера Андреева, «Эхо прошедшего» (Москва, 1986)

Читая сочинения эмигрантов, вернувшихся в СССР, первым делом себя спрашиваешь: «Как он дошел до жизни такой?». В данном случае, скорее всего, – безвинно. Из текста мемуаристки видно, что она перед Второй мировой переехала из Франции в Чехословакию, где ее, вероятно, и захватила советская оккупация. Ну, а там уж, как гласит норвежская пословица: «На чьей лодке едешь, того и песенку поешь!». Поэтому не будем строго осуждать писательницу за гадкие выпады по адресу белой эмиграции (вплоть до насмешек над бедностью и нуждой! а ими можно только гордиться…), за подхалимские восторги советскими фильмами («Цирк», «Веселые ребята», «Путевка в жизнь»), ни даже за грязное богохульство в одном месте, на стр. 317 (плохо гармонирующем с общим тоном повествования). Кто знает: ее могли и заставить сии перлы включить…

Книга делится на две части: воспоминания детства, «Дом на Черной речке», и их продолжение, «Эхо прошедшего», именуемое почему-то романом (причем похоже, что сделаны сокращения чужой рукой, в силу чего, не всегда все понятно).