Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Безусловно, он являлся русским того типа, о каковом говорил Достоевский в своей речи о Пушкине: человеком, умеющим входить в жизнь всех народов, улавливать и отражать в своем творчестве их особенности. Труайя считает, что Тургенев никогда не писал из иностранного быта. Это не совсем точно: действие пьесы «Неосторожность» разыгрывается в Испании и среди испанцев; действие «Песни торжествующей любви» (о которой тут говорится довольно подробно) – в Ферраре эпохи Возрождения. Да и сколько иностранцев мелькает в его романах и рассказах, одни – мимоходом, другие – выполняя существенную роль.

Труайя объясняет характер Тургенева впечатлениями детства, и в первую очередь отпечатком, наложенным тиранической и своенравной матерью. Возможно, это и верно; хотя на практике сходные явления так часто порождают разные результаты! Вот, что его отрицательное отношение к крепостничеству сложилось в те годы и по таким причинам, в этом вряд ли можно сомневаться.

В целом, житейские недостатки великого писателя, главным образом объяснимые нервным напряжением, сводившиеся к нерешительности, мнительности, беспокойству о мнении про себя публики и окружающих, – раздражали порою его современников, но кажутся такими мелкими и неважными на расстоянии!

Может быть, стоило уделить больше внимания мистицизму писателя, глубоко коренившемуся в его натуре, несмотря на внешнюю позу вольнодумства.

Интересно описаны отношения между Тургеневым и Львом Толстым, в которых автор «Войны и мира» вел себя не всегда красиво, все время набиваясь на ссоры, которые его добродушный собрат по литературе охотно ему позже прощал.

Во всяком случае, читатель найдет в данной книге сжатую, но ясно изложенную и составленную в объективном, беспристрастном духе биографию великого классика нашей литературы, всем нам дорогого и близкого. Автора можно за это поблагодарить.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 3 января 1987, № 1901, с. 2.

Анри Труайя, «Странная судьба Лермонтова» (СПб., 2000)

Книга эта мне давно знакома в подлиннике; от перевода она ничего не выигрывает.

Выпишем отрывок из предпосланного ей предисловия «От издательства»:

«Книга Труайя не свободна от неточностей; далеко не всегда можно согласиться с прямым отождествлением Лермонтова с его героями, с приписыванием автору чувств и мыслей персонажей, с убеждением Труайя в детальнейшем биографизме творчества Лермонтова».

Золотые слова! Метод подобного отождествления вообще глубоко порочен, а в применении конкретно к Лермонтову ведет к глубочайшим ошибкам. Труайя оправдывается тем, что о поэте сохранилось мало материалов. Но это не резон вычитывать обстоятельства жизни и тем более подлинные мысли и переживания из произведений, – кои суть у любого автора продукт фантазии, вымысла и вдохновения, связанный с бытовыми реальностями отнюдь не прямыми, а лишь извилистыми, косвенными путями.

В самом деле, попробуем применить к подлинному Лермонтову то, что он рассказывает о, казалось бы, близком ему современнике, – молодом человеке из дворянского общества, в поэме «Сашка». Тот с детства озлоблен жестокими порками со стороны отца, деспотического сладострастного крепостника. Между тем, болезненный и хрупкий Мишель, кумир обожавшей его бабушки, без сомнения, только в сказках мог слышать о розгах и побоях! Попробовал бы кто-нибудь к нему прикоснуться… А отец его уж никак не был помещиком в жанре Салтычихи. Да и не стал бы он плохо писать об отце, которого горячо любил.

На этом примере, полагаем, приемы биографизма через творчество рушатся как карточный домик.

Вот в другой работе, солидной и серьезной, «Пушкин», Труайя много ценного нашел и читателям сообщает. У нее есть свои недостатки, – но она-то бесспорно заслуживала бы перевода на русский язык (может быть, он уже и сделан? но мы о таковом не слыхали).

Лермонтов сам категорически отрицал свое тождество с Печориным, а Труайя в оном абсолютно уверен, и от нас того же требует. А, между прочим, Печорин ведь не поэт; тогда как для автора «Героя нашего времени» поэзия есть самое главное на свете. Если бы он хотел дать биографический образ, – без сомнения, он бы столь важной деталью не пренебрег бы.

Ну да оставим в стороне «биографический метод исследования», и посмотрим, что же французский литературовед говорит о творчестве Лермонтова.

«Княгиня Лиговская», узнаем мы, есть «слабое и наивное повествование». Что касается «Маскарада», то: «Все шаблоны мелодрамы сошлись в этом претенциозном сочинении». «Мцыри», это – «весьма посредственное оперное либретто». Не лучше и «Демон»: «Изъяны интриги бросаются в глаза»; «Довольно банальная развязка взята из "Фауста" Гете».