Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

В этой атмосфере Тыркова где-то напечатала статью (может быть в мельгуновском журнале «Свободный Голос») где выражала свое мнение, что: «выдавать не надо никого, даже и власовцев». Вот я и взбесился, и сказал ей, что следовало бы скорее написать «никого, и в особенности власовцев», поскольку именно тех ждала наиболее страшная расправа. Как видит читатель, расхождение произошло, в общем-то, в кругу единомышленников; с разницей в оттенках. Но так и так, знакомство осталось беглым и далеко не зашло.

А книгу ее о Пушкине я прочитал позже, год или два спустя. Перечитывая ее сейчас, невольно мыслями сравниваю с работами Тынянова, Благого[513], Новикова[514] (в основном, добросовестными, но, добровольно или по принуждению с советским уклоном), с французскими трудами Труайя и с теперешними скандальными опусами, начиная со скандалиста Синявского и продолжением под пером всяких хулителей и очернителей типа Дружникова[515] и С°.

«Жизнь Пушкина» составит для постсоветских читателей освежительный напиток: она написана с позиций здравого смысла, с любовью к великому поэту и с пониманием его судьбы и его характера. В деталях можно бы, правда, и возражать; например по поводу ее суровой оценки Жуковского, несколько недоброжелательной – Царя Николая Первого (хотя гораздо более справедливой, чем принято у большевиков, да и у левой интеллигенции!), ну и совсем уж пристрастной! – царя Павла Первого. Зато о Екатерине Великой Тыркова отзывается с подобающим благоговением, а об Александре Первом достаточно объективно.

Некоторые ее суждения об эпохе, в которой рос и формировался Пушкин, вполне трезвы и правильны:

«До восстания декабристов патриотизм, в который вкладывалась любовь и личная преданность Государю, был основным, необходимым атрибутом всякого образованного русского. Царь был живым воплощением государства, отчизны. Гениальный русский поэт созревал в бурную, тяжелую эпоху потрясений, которая закончилась усилением России и ее международного значения».

Писательница прослеживает его эволюцию, изменение его взглядов от лицейского периода и времени ссылок до тех дней, когда он стал кумиром России и непререкаемым авторитетом для литераторов и культурной молодежи. Его путь от юношеского вольтерьянства и энциклопедизма, через сравнительно короткий момент атеизма к религиозности, к консервативным воззрениям зрелых лет.

Многие наблюдения Тырковой вполне убедительны; скажем об отражении в «Полтаве» любви Пушкина к Марии Раевской или о том, что его личность более представлена в образе Ленского, чем в таковом Онегина.

Досадно, что книгу портят ряд мелких ошибок, может быть опечаток, особенно в личных именах: Потолский вместо Потокский, д’Аленкур вместо д’Арленкур, Киорто вместо Кюрто и почему-то Баррау вместо Борроу. Совсем уж странно выглядит Соусби и Southbey вместо имени крупного и весьма известного английского поэта Соути (Southey), которого, между прочим, Пушкин не раз переводил.

Закончу, pro domo sua[516], личными замечаниями. Для меня Пушкин не только гениальный поэт и гордость России, но и мой земляк в теснейшем смысле слова. Когда он говорит о таинственных долинах, о сияющих водах и о прекрасном царскосельском саде, он говорит о моем родном городе и о парках, где я гулял когда-то ребенком, подростком и молодым человеком; так что он возвращает меня живейшим образом ко впечатлениям детства и юности, кажущимся на расстоянии годов утерянным раем…

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 23 сентября 2006, № 2803, с. 2.

Апология предателя

Ко стыду эмиграции, у нас нет книг, которые были бы целиком посвящены отдельным героям и мученикам, подлинным рыцарям Белого движения, как Кутепов, Врангель или Краснов.

Зато вот теперь перед нами монументальный труд, – 759 страниц (!) со множеством фотографий, примечаний, библиографией, etc, посвященный памяти одного из самых знаменитых изменников, начавшего карьеру в роли политического вождя антибольшевицкой партии, а закончившего на службе советскому режиму. Вот пред нами огромная по размерам книга: Mireille Massip, «La vérité est fille du temps» (Geneve, 1999), с подзаголовком «Alexandre Kazem-Beg et l’émigration russe en Occident»[517]. Не будем осуждать автора: хоть она и говорит о своем персонаже с явным сочувствием, она остается достаточно объективной, а факты приводит в изобилии ценнейшие.

В предисловии она высказывается против тех, для кого в мире существует только черное или белое. Но предательство у всех народов всех времен, во всех религиях мира считалось за позор и преступление; и сочувствие ее герой решительно не вызывает. Хотя понимать мотивы его действий мы по ее изложению можем с достаточной ясностью.