Гай Валерий Катулл, «Новые переводы» (Иерусалим, 1982)
Те, кто любит латинскую поэзию и одного из лучших в ней лириков, Катулла, раскроют маленькую книжку переводов, сделанных Анри Волохонским[626]
, с любопытством и закроют с досадой. Вместо основанного на многовековой традиции и общепринятого у русской интеллигенции произношения, Волохонский пытается ввести в обиход выговор древнего Рима, – и неудачно. Он заменяет обычное Цецилий на Кекилий, а того не возьмет в толк, что в архаической латыни выговаривалось Кайкилий (как и Аймилий, но он пишет Эмилий). Отчего, например, латинское Caesar вошло в немецкий язык как Kaiser. К тексту переводчик относится небрежно и развязно. Для соблюдения размера, он не стесняется, например, вставить (и это в один из шедевров Катулла, его переложение из Сафо: Ille mi par esse deo vide tur[627]!) слово «вечно», которого в подлиннике нет, и которое совсем некстати, и даже обращение «Лесбия». Верно, что возлюбленную Катулла звали Лесбией, и что он ей посвятил многие стихи; да здесь-то она совсем не поминалась. Еще того хуже, когда Волохонский уснащает перевод непечатным словечком на ж… У Катулла упоминается соответствующая часть тела, но у древних ее название не звучало столь грубо и неприлично, как у нас; почему и надо было передавать иначе. В общем, новые переводы эти не идут в сравнение не только с поэтическими переложениями Фета (не будем уж говорить о Пушкине), но и со стандартным академическим переводом Пиотровского[628]. Не знаем, для чего они нужны, и полагаем, что их ценность равна нулю.Вредные иллюзии
Я с настоящим ужасом прочел статью Г. Месняева в номере «Нашей Страны» от 30 октября под заголовком «Советское просвещение», открывающуюся следующим вступлением, которое мне кажется необходимым привести в пространном виде:
«В Советской России, в сущности, нет вовсе высшего образования, в том смысле, как образование это поминалось в дореволюционное время и как понимается оно сейчас в нормальных государствах. Если еще химики, медики, агрономы и строители довольно успешно постигают технические знания, то люди, изучающие гуманитарные науки, представляют собой подлинных невежд, хотя они и изучают псевдо-философию, пародию на право (какое может быть право в стране вопиющего бесправия?), диалектический материализм и историю коммунистической партии. О богословии они не имеют никакого понятия, а история, литература и политическая экономия преподносится им в марксистском разрезе».
В ужас меня привело не самое это высказывание. Горько сказать, но это факт, что есть в эмиграции люди, которые постоянно повторяют подобные мысли. Зачем? Что же тут приятного, воображать, будто наша родина впала в какую-то тьму кромешную, что на ней все поголовно разучились думать, опустились до полного варварства, потеряли человеческий образ? Уж куда как грустно было бы, будь это в самом деле так. А вот поди ж ты! Люди себя услаждают такими фантазиями, и сколько уж лет; и ведь вопреки очевидности.
Ужасно же то, что такие идеи высказывает Г. Месняев, человек культурный и умный, и, притом, сколько могу судить, новый эмигрант. Просто непонятно, как он до этого дошел. Единственное объяснение, какое я в силах придумать, это что его, как говорилось в старину, «среда заела», и что он следует вредному и вздорному шаблону. В приведенном мною отрывке все глубоко неверно. Но я хочу настойчиво оговориться, что возражаю никак не из какой-либо личной неприязни к Г. Месняеву или из политического антагонизма к его взглядам. Ничего подобного и в помине нет – просто то, что он на этот раз пишет, определенно неверно, и притом носит вредный и опасный характер, почему и заслуживает опровержения.
«Если еще химики… довольно успешно постигают технические знания» – пишет он. Шутка сказать: «довольно успешно»! Вот, например, русских химиков только что наградили Нобелевской премией. Так, пожалуй, выходит, что они даже очень успешно постигли свою науку.