Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Почему нет П. Краснова, многочисленные романы которого пользовались большим успехом в эмиграции; настолько, что его метафора о России за чертополохом стала обиходным выражением? Роман которого «От двуглавого орла ко красному знамени» был переведен на немецкий язык и ряд других, и нередко цитируется в исторических и политических статьях? Краснов, безусловно, писатель не того типа как Н. Брешко-Брешковский, Н. Лаппо-Данилевская, В. Крыжановская, или хотя бы В. Немирович-Данченко, которых Казак, очевидно, списывает в расход как чересчур легкомысленных (напрасно, думается нам).

Перед нами, вполне определенно, – казнь по политическим соображениям. Особенно неуместная под пером г-на Казака, который сам сурово осуждает за аналогичные приемы советскую власть, расправлявшуюся со своими противниками при помощи фигуры умолчания. Другой видный и безусловно талантливый писатель, И. Лукаш, вычеркнут из книги жизни должно быть по тем же соображениям, как слишком правый.

В анекдот превращается применение все того же приема к И. Сургучеву, – одному из самых крупных и известных мастеров слова в русском Зарубежии, за все время его существования. Тут уж хочется воскликнуть о немецком литературоведе крыловским оборотом: «Слонов-то он и не приметил!».

Труднее понять, почему в ту же категорию попала, – впрочем, как мы видели, в очень хорошем обществе! – И. Сабурова, писательница, поэтесса и журналистка, выпустившая в свет с десяток книг, не только популярных у русских, но и переведенных частично на немецкий и испанский языки. Помимо прочего, она несомненно войдет в историю за свой роман «Корабли старого города», сколько нам известно, единственный на русском языке, рисующий события в Прибалтике в эпоху Второй мировой войны и в непосредственно предшествовавшие годы, – советская и потом немецкая оккупация с их ужасами, мирная жизнь в период entre deux guerres и т. д.

Политическими опять же соображениями только и мыслимо объяснить исключение из списков Г. Климова, чей роман «Берлинский Кремль» явился в свое время не меньшим событием, чем, скажем, «Параллакс» В. Юрасова. Менее понятно исключение Н. Ульянова, с его историческими романами, вызывавшими не раз бурную полемику в газетах и журналах. Не будем уж говорить о В. Самарине, сборники рассказов которого ярко отражают сталинскую эпоху и ущемление подсоветской интеллигенции.

Не менее странную картину наблюдаем мы и в сфере поэзии. Отчего обойден безмолвием О. Ильинский, справедливо считающийся самым даровитым поэтом второй волны, после И. Елагина? Та же участь постигла талантливых поэтов М. Волкову и Н. Туроверова (похоже г-н Казак не любит казачью поэзию!). Совсем уж загадка, почему нету в его панораме и С. Прегель, не менее талантливой и никак уж не грешившей правизной!

Что за курьезная иерархия ценностей! Куда менее выдающиеся стихотворцы, вроде А. Присмановой[669] и Г. Раевского[670] получили зато признание составителя энциклопедии; и даже вовсе уж незначительный А. Штейгер, о коем нам почтительно сообщается, что он «пользовался дружбой помогавшего ему Георгия Адамовича».

Идея представить также и русских эмигрантов, писавших только на иностранных языках, сама по себе была бы законной. Но почему же представлены только писавшие по-немецки (Линденберг[671], Рахманова[672]) и не упомянуты более многочисленные, пользовавшиеся французским (Я. Горбов, А. Труайя, В. Волков)?

Не меньшее недоумение вызывает и отбор подсоветских писателей. Многие из них вовсе неизвестны, да и вряд ли интересны. Тогда как иные, куда более известные не упомянуты. В списке фигурирует П. Богданов, но отсутствует А. Богданов[673], романы которого «Красная звезда» и «Инженер Мэнни» настолько не утратили своего значения, что даже переизданы недавно за границей. Отчего нету Ф. Светова, автора замечательного романа «Отверзи ми двери»? Жаль, что не упомянут Ю. Слепухин[674], сочинитель двух интересных романов об Аргентине (где он жил после Второй мировой и откуда вернулся в СССР) и одного о советской молодежи.

Смешно и глуповато выглядят дающиеся зачем-то в скобках «переводы» имен греческих классиков, на немецкий лад, вроде Homer и Hesiod. Кому и с какой целью они нужны? И почему бы не написать их уж лучше по-французски: Homère, Hésiode?

Перед лицом таких достаточно серьезных промахов, нет большого смысла говорить о множестве мелких. Скажем, Тэффи в период немецкой оккупации жила не в Париже, а в Биаррице; С. Эфрон был арестован и расстрелян не до приезда в СССР Цветаевой, а гораздо позже.

Хуже, чем подобные детали – крайне субъективный подход г-на Казака. Отметим, что с его несколько пренебрежительными оценками роли М. Алданова в эмиграции или А. Грина в советской России мы никак не можем согласиться.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 25 мая 1991, № 2129, с. 2.

В кривом зеркале