Подлинные литераторы, которым Зарубежье вправе гордиться, как Алданов, Ходасевич, представлены каждый по одной заметке. О политических организациях мы не узнаем из этого сборника ничего: об имперцах ни слова, о младороссах весьма мало (даже имя Казем-Бека не представлено вовсе).
О Династии налицо только не смешные, глумливые шутки Дона Аминадо[679]
. Политические взгляды Мережковских и Савинкова изображаются только периода до февральской революции, то есть ультралевые. То, что они позже стали убежденными антикоммунистами, – не сообщается; если есть читатели, не знающие их дальнейшей эволюции, то они окажутся совершенно не информированными.Вообще-то, название книги надо бы дополнить одним словом: «Левый Русский Париж». О настоящей жизни русской эмиграции, и рядовой, трудовой и мыслящей (в частности правой ее части) не искушенная публика постсоветской России не сможет почерпнуть сколько-то полезных сведений. А мы, которые все это знаем, – можем испытывать только досаду над этими капризными и фальшивыми страницами.
Все же, сами – произвольно и тенденциозно выбранные (впрочем, вполне невольные…) – участники сборника несколько раз откровенно говорят, что масса то эмиграции была правой и, точнее, монархической, а левые настроения в ней были очень, очень негусто распространены.
И – то хлеб…
Расправа
Алла Кторова была всегда для «Нового Журнала» желанной и ценной сотрудницей, в качестве действительно талантливой и оригинальной писательницы и публицистки. Иное дело, что среди читателей у нее находились как почитатели, так и порицатели (некоторых шокировал ее разухабистый слог и порою чрезмерная свобода в вопросах морали). Но «Новый-то Журнал» всегда был на ее стороне.
Полная смена вех! Оказывается, в ее новой книге «Пращуры и внуки» (изданной в Петербурге в 1997 году) она позволила себе нарушить священнейшее табу феврализма: высказала (видимо, довольно умеренно) монархические взгляды. Грех непростимый, неискупимый и неизгладимый!
И вот, в № 214 журнала, А. Либерман свирепо, беспощадно ее уничтожает. Выходит, она (так-то и сразу?) утратила в этом произведении все свои положительные качества. Отзывы г-на Либермана сплошь убийственны: «Поддавшись соблазну проповедничества, она перестала себя слышать»; «Она может пересказывать, но не умеет проанализировать ни одного документа, и в споре выслушивает только симпатичную ей сторону»; «Она испортила свою книгу тенденциозностью, и наказанием за этот грех стал плохой язык, изобилующий штампами, безвкусицей и элементарными ошибками».
Еще бы! Осмелилась написать, что царь Николай II был: «Добрый, скромный, простой образцовый семьянин». На это новожурнальский критик реагирует так: «"Семья Ульяновых" заменена "Семьей Романовых", сюжет "Я видел (а) Сталина" переписан в "Я видел (а) Государя Императора"» и т. п. Словно нечистая сила почуяла запах ладана!
Но не один лишь учуянный товарищем Либерманом монархизм приводит его в истерическую, поистине патологическую ярость. Совершила Кторова и другое еще преступление.
«И совсем уже невыносимо читать в 1997 году страницы проклятий по адресу большевиков. Страна Великого Инквизитора (почему-то, в отличие от Достоевского, с прописных букв), злодеи, красные вурдалаки, красные кровососы (хорошая аллитерация), изверги, палачи, ироды, лгуны, каннибалы – это только малая часть поношений в адрес коммунистов. Стоит ли так героически размахивать кулаками, да еще над трупом?»
Невыносимо?! Кому как… Либерману – да, а нам – нисколько. Один встает вопрос: ведь прежде «Новый Журнал» был всегда четко антикоммунистическим печатным органом (пускай, – периодически, – и с февральским уклоном). А теперь? Вовсе слышим новые нотки! Что до «трупа», – труп-то еще не похоронен и очень даже трепыхается. Необольшевики существуют и даже проявляют бешеную энергию. Вольно Либерману не знать, – если не хочет знать…
Мы-то с радостью приветствуем эволюцию Кторовой (с которой прежде случалось спорить) и желаем ей всяческих успехов в нашем стане. А за толстый журнал, где когда-то писали Алданов, Елагин, Бунин, Ржевский и многие выдающиеся люди, чей антибольшевизм не может быть поставлен под вопрос, – нам сегодня стыдно.
«Кторова сейчас не только монархистка, но и человек глубоко верующий» – с глубоким презрением клеймит свою жертву Либерман.
«Скажи, пожалуй, стыд какой!» – как выражался Пушкин.
П. Вайль и А. Генис, «Потерянный рай» (Иерусалим, 1983)