Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Благословен твой подвиг новый,
Благословен и день, и час!

писал некогда А. С. Пушкин в дружеском стихотворном послании к персидскому поэту Фазиль-хану Шейде[690]. Не подобает ли нам приветствовать теми же словами А. И. Солженицына, по случаю долгожданного появления в свет второго тома романа «Красное Колесо» (начало коего было опубликовано под названием «Август Четырнадцатого»)?

Произведение в целом составит грандиозный и радикальный пересмотр истории России нашего века, о которой столько наплетено лжи, а что кое в чем автор порою и не вполне прав, так за ним остаются детали, по окончании работы, пересмотреть и уточнить.

Первая книга была посвящена трагедии нашего поражения в Пруссии в 1914 году; вторая рисует деятельность и роковую гибель П. А. Столыпина, разгул революционных идей в русской интеллигенции (о, как трудно понимать в наше время эти столь недавние еще иллюзии!) и дает очерк царствования Николая Второго, со вступлением на трон вплоть до начала войны.

Из примечаний мы узнаем, что роман является делом всей жизни Солженицына, намеченным еще в юности под советским игом, прерванным – мы знаем, почему… – и довершаемым ныне в иных совсем условиях.

Невольно думаешь, что рукою Александра Исаевича движет Промысел (который да охранит его, в его великом деле, от неудач и ошибок!), и что он творит волю не только свою, но и родины в целом. Не говорят ли его голосом товарищи его по страданиям, умученные в советском аду, не дали ли они ему завет способствовать перед миром, перед соотечественниками и иностранцами, восстановлению истины о прошлом России (как он раскрыл уже правду об ее настоящем)?

Не они ли ему сказали, возлагая на него обязанность, то, что сказала в Чистилище Данту Пия дей Толомей[691]:

Deh, quando tu sarai tornato al mondo E riposato della lunga via…[692]

Пришел нужный миг, и мы слышим нужное слово. Творец, пославший всероссийской литературе великого писателя, когда он ей необходим, пусть его укрепит в исполнении трудной и важной его задачи!

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 27 августа 1983, № 1727, с. 1.

Война и бунт: А. Солженицын, «Октябрь Шестнадцатого», 2 тома (Париж, 1984)

Неожиданное удовольствие прочесть снова «Войну и мир». Не перечитать ту же книгу, а прочитать другую, вполне ей адекватную. И факт, что эпопея Солженицына все более напоминает лучшее произведение Толстого. Тот же масштаб, и число персонажей и сюжетных линий вряд ли меньше; скорее – больше. Общей чертой является у двух писателей и наличие исторических отступлений, не связанных прямо с действием, но имеющих к нему глубокое, подспудное внутреннее отношение.

Можно и еще провести параллель: подобно яснополянскому мудрецу, Солженицын ставит самые острые темы и стремится довести любой вопрос до конца – даже когда в том, как будто, и нет необходимости. Заговорив о православии, в связи с укреплением веры у студента, попавшего в суровые условия войны, – ему непременно нужно коснуться и истории раскола, и толстовского учения. Надо, однако, констатировать, что все это укладывается так, что не ослабляет, а усиливает трезвые речи фронтового священника отца Северьяна в защиту Церкви.

Та же потребность доводить вещи до завершения проявляется у него и по поводу антисемитизма: нам показаны и симпатичные, и неприятные евреи, и взгляды на них разных людей от Гучкова[693] до Распутина. Вряд ли, однако, не точку зрения самого автора выражает его герой Воротынцев, говорящий: «По еврейскому вопросу все спешат занять только одну из двух самых крайних позиций. Или: евреи – это невинно страдающая масса благородных характеров, которых надо как одно целое непременно любить, и даже отдельных недопустимо порицать, ибо упрек разложится на всех. Или: это – сплошь темные, злобные заговорщики, которых как единое целое можно только ненавидеть, и подозрительно, когда любят хоть отдельных из них… И неужели правда, господа, тут невозможно устоять посередине?» Любопытно, что Воротынцеву вторит, в другом месте, императрица Александра Федоровна: «Всегда следует делать различие между хорошими и дурными евреями».

Возвращаясь на миг к сравнению с Толстым, хочется процитировать умные слова подсоветского литературоведа А. Горнфельда[694] в сборнике статей «Романы и романисты» (Москва, 1930), сказанные им при разборе романа Вальтер Скотта «Веверлей или 60 лет тому назад»: «Знаменательный промежуток времени: ведь и „Капитанскую дочку“ и „Войну и мир“ отделяют от событий, отображенных в романе, тоже приблизительно 60 лет, – время, когда исторический роман может быть основан не только на документах прошлого, но и на живых его отголосках». Как точно это применено и к «Красному колесу»!