Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Сам царь и все, или почти все великие князья тоже ведут себя вопреки рассудку, – хотя и из самых благородных побуждений. Императору Николаю II и Великому Князю Михаилу Александровичу представлялось, будто они должны пожертвовать своими личными преимуществами для блага России, – а на деле их долг был как раз оставаться на посту, наперекор трудностям и опасностям: только тем они и Россию могли спасти. А уж когда они отреклись, – диво ли, что остальные, включая Николая Николаевича, думали, что теперь надо служить Временному Правительству?

Курьезно, что женщины видели гораздо яснее, как Императрица Александра Федоровна и, особенно, вдовствующая императрица-мать, Мария Федоровна, сразу понявшая, что отречения эти означают гибель и Династии, и России.

И как нелепо столь важные государственные акты совершались и оформлялись! Смаху, ни с кем не посоветовавшись, даже не обдумав положения, с нарушением юридических правил… Если для царя еще понятно отречение, куда его загнали, то его брат вполне бы мог попросить время на размышление, обсудить вопрос с близкими, с компетентными людьми. И ведь династические права не были их частной собственностью: они принадлежали целой семье, – и хотя бы с семьей и следовало о них решать.

Курьезно, что Великому Князю Михаилу подсказывали верное решение лица как Милюков и Гучков, сами тяжело виновные, но в тот миг словно бы прозревшие, – а он не послушал! «Ваше Императорское Высочество!» – говорил Милюков, – «Россия не может существовать без монархии. Монарх – это центр ее! Это ось ее! Это – единственный авторитет, который знают все. Сохранить монархию – это единственная возможность сохранить в стране порядок». Мудрые, верные слова! Которые стремительно и оправдались… Прав и Гучков, говоря, что «именно из любви к России, именно как русский, Великий Князь должен взвалить на себя тяжелую роль национального вождя в уже начавшееся Смутное Время». Увы! – все доводы остались втуне…

Непостижима для нас та ложная перспектива, которая доминировала в тот момент над сознанием общества. Казалось страшным проиграть войну: а революция не пугала! Но что ж война? Какое государство войн не проигрывало? Не раз – и Россия. Ну, заключили бы сепаратный мир (да ведь к тому все равно и свелось). А революция, это уж несчастье непоправимое, это уж – преступление неискупимое.

Другое еще трудно понять до конца. В силу рокового фатума все энергичные и умные люди оказались не у дел, не в состоянии вмешаться в пользу престола, будь то Колчак, граф Келлер, Хан-Нахичевансхий[705], генерал Гурко[706], младшие офицеры, как Кутепов. Их советы доходят слишком поздно. Еще до того, блестящий план Колчака захватить Босфор, одобренный царем, удушается Алексеевым, подлинно сыгравшим затем темную роль, подготовляя революцию, предавая слепо ему доверявшего царя. О царе же верно говорится в романе, что он был слишком христианин для трона.

Убийственно развенчивает Солженицын, приводя пространные подлинные выдержки, идиотскую фразеологию февралистов, – их прессы, их уличных речей, их рассуждений с трибуны и в кулуарах Временного правительства. Этого вот разоблачения нам давно не доставало; его не найти было ни в русских книгах, ни в иностранных, касающихся той эпохи.

Устами ряда действующих лиц автор выражает удивление, почему не создалось, сразу после переворота, отпорное монархическое движение? Но как оно и могло сложиться, перед фактом добровольного отказа от престола царя и его брата? Оно, – в тот момент и в тех условиях, – выглядело бы как бунт против них! Вот парализующая дилемма, с которой столкнулись и протрезвившиеся офицеры, как Воротынцев и Свечин, и тьма их товарищей по оружию. Монархическое сопротивление смогло возникнуть лишь позже – когда время было уже утеряно…

Роман содержит в себе и загадку увлекательную, почти как детективная ситуация. В кого влюблена Ликоня? Фигура ее кавалера тщательно засекречена, но о нем прозрачно намекается, что он есть важная историческая личность. Сообщается нам о нем покамест только: 1) что у него рыжая борода; 2) что он живет в гостинице; и 3) что он иногда бывает в театре.

Ради одной данной проблемы публика будет, без сомнения, с нетерпением ожидать выхода в свет следующего тома.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 2 января 1989, № 1953, с. 3.

А. Солженицын, «Март Семнадцатого», т. 3 (Париж, 1988)